Онлайн книга «Когда-то, давным-давно...»
Наследный принц Арабии Удо завтракал… Но нет, я не могу больше описывать, как Удо принимает пищу. В этой книге и так было более чем достаточно еды и питья. На самом деле, было достаточно всего, и настало время прощаться. Давайте сначала попрощаемся с принцем. Его отъезд из Евралии был крайне скоропалительным. Пятиминутного разговора с Лионелем оказалось достаточно — принц охотно позволил убедить себя в том, что он неверно оценил чувства графини, и с радостью принял сообщение, что может покинуть Евралию без всякого риска. — Вы непременно должны навестить нас снова, — попрощался с ним Веселунг. — Да, я буду очень рада, — сказала Гиацинта. Есть два способа говорить подобные вещи, и они выбрали второй, как, впрочем, и Удо, отвечавший, что будет в восторге. Ровно неделю спустя состоялась знаменитая двойная свадьба. Роджер Кривоног посвятил целую главу описанию того, как король Веселунг произносил речи, а королева Бельвейн одаривала народ. На этот раз мы с Роджером сошлись во мнениях относительно Бельвейн: добродетели, в которых историк отказывал графине, он охотно приписал королеве. Гиацинта тоже не смогла устоять перед ее обаянием. Бельвейн, верхом на своем иноходце, с радостным взором и розами на щеках, с полуоткрытыми от усердия губами, пригоршнями бросающая золото и серебро в толпу, отдающую себе отчет в ее ребячливости и все же полную искреннего восхищения, — в этот день Бельвейн покорила все сердца. — Все-таки она прелесть, — сказала Гиацинта Лионелю. — Лучшей королевы и желать нельзя. — Я знаю одну королеву, — ответил Лионель, — которая лучше в сто раз. — Но ты ею восхищаешься, правда? — Не особенно. — О, Лионель, ты должен… — возразила Гиацинта, но почувствовала себя очень счастливой. На следующий день они отбыли в свое королевство. Советник провел очень напряженную неделю и каждый вечер вел таинственные беседы с женой, но теперь его работа была завершена, и отныне король Веселунг правил Восточной Евралией, а король Лионель — Западной. Перед тем как перейти к последней сцене, давайте заглянем в знаменитый Дневник. И вот что мы там видим: «Четверг, пятнадцатое сентября. Стала хорошей». А теперь последняя сцена. Король Веселунг сидел в саду королевы Бельвейн. Все утро они просматривали совместный сборник поэзии, готовый к изданию. Сборник открывался произведением, принадлежащим перу Веселунга: Бо, бо, бил, бол. Во, во, вил, вол. Примечание авторов гласило, что читать его можно с любого конца. Оставшаяся часть книги была посвящена творчеству Бельвейн, а участие короля заключалось, в основном, в «Превосходно!» и «Мне очень нравится». Однако в сборник загадочным образом затесалась эпическая поэма, обычно приписываемая Шарлотте Гулигулинг. — Некий субъект просит аудиенции у вашего величества, — объявил внезапно появившийся ливрейный лакей. — Какой субъект? — спросил Веселунг. — Некий, ваше величество. — Прими его здесь, дорогой, — сказала Бельвейн. — У меня есть дела во дворце. Она ушла, а через некоторое время лакей привел незнакомца. Это был человек приятной наружности, с круглым, чисто выбритым лицом, имеющий, судя по его одежде, некоторое отношение к сельскому хозяйству. — Что вам угодно? — спросил его Веселунг. — Я хотел бы поступить на службу к вашему величеству. Свинопасом, — ответил незнакомец. — А что вы знаете о свиноводстве? — У меня есть природная склонность к этому делу, хотя я никогда еще им по-настоящему не занимался. — Со мной в точности то же самое. Ну ладно, посмотрим. Как бы вы стали… Незнакомец достал из кармана огромный красный носовой платок и вытер лоб. — Вы собираетесь задавать вопросы, ваше величество? — Да, естественно, я… — Умоляю вас не делать этого. Заклинаю вас всем, что вам дорого, не мучайте меня. — Он собрался с духом и, ударив себя кулаком в грудь, заявил: — У меня есть природное чутье — этого достаточно. Веселунгу этот человек начал нравиться. Сам он тоже считал, что этого достаточно. — Однажды у меня завязался профессиональный разговор с одним свинопасом, — задумчиво проговорил он, — и мы выяснили, что у нас много общего. — Именно таким же образом, — сказал незнакомец, — и мне открылось мое призвание. — Как странно. Знаете, а ведь ваше лицо кажется мне немного знакомым. Незнакомец решил открыться. — Этим лицом я обязан вам, ваше величество, — просто ответил он. Веселунг в недоумении поднял брови. — Короче говоря, — пояснил незнакомец, — я — бывший король Бародии. Веселунг схватил его за руку. — Мой дорогой друг! Конечно, это вы. Теперь я вас узнал. Боже мой, какие волнующие воспоминания… И, если можно так выразиться, какие явно благотворные перемены в вашем облике. Я очень рад вас видеть. Вы должны мне все-все рассказать. Но сначала нам необходимо слегка подкрепиться. При слове «подкрепиться» бывший король совсем раскис, и, если бы не воркотня и утешения Мерривига, и дружеское похлопывание по плечу, и, наконец, плотный завтрак, он бы наверняка прослезился. — Дорогой друг, — сказал он, в последний раз утерев рот. — Вы меня просто спасли. А теперь позвольте поведать вам мою печальную историю. Он рассказал о своем великом решении, принятом в то памятное утро, когда он проснулся без бакенбардов. Как король он стал никуда не годен, да и сам мечтал начать новую жизнь. — У меня есть природный дар — инстинктивное чувство, и, что бы там они ни говорили, а они говорили много ужасных вещей, я в нем уверен. Знаете ли, я ведь однажды это доказал — ошибки быть не могло. — И что же? — А они задавали мне всякие вопросы — мелкие бестактные вопросы насчет того, что свиньи едят и тому подобное. Великие общие принципы свиноводства, то, что я осмелюсь назвать искусством водить свиней, теорию выпасания свиней в широком понимании, они полностью игнорировали. Только смеялись и пинками выпроваживали меня на улицу… голодать. Веселунг снова сочувственно похлопал собрата по плечу и подложил ему на тарелку добавки. — Я обошел всю Бародию, и везде было одно и то же: никто не хотел брать меня на работу. Нет ничего страшнее, дорогой Веселунг, чем постепенно терять веру в себя. Наконец, я стал подозревать, что в свиньях Бародии, несомненно, есть нечто отличное от остальных свиней. И вот я пришел в Евралию. Евралия — моя последняя надежда. Если и здесь я окажусь не у дел, то даже не знаю… |