Книга Только через мой труп, страница 3 – Рекс Тодхантер Стаут

Она недоуменно воззрилась на меня.

– Это значит «Слава Богу». Если я его не увижу, передайте ему…

– Не стоило вам произносить эти слова. Когда черногорка говорит по-черногорски, он с ног до головы покрывается мурашками. Нечто вроде аллергии. Простите, мисс Лофхен, но у вас ничего не получится. Я его знаю от «А» до «У» как облупленного. «У» для него – последняя буква алфавита. Она означает – «упрямый как осел».

– Но он… Мне необходимо повидаться с ним, скажите ему…

Упрямства девушке оказалось не занимать – битых пять минут я уговаривал её уйти. Мне вовсе не улыбалось прослыть грубияном, ведь, если не считать немыслимого произношения, резавшего мой тонкий слух, то ничего против черногорских барышень я не имел. Наконец я закрыл за ней дверь и, вернувшись в кухню, язвительно провозгласил:

– Думаю, опасность почти миновала. Следуйте за мной, не отставая, но если я вдруг заору благим матом, бегите, словно за сами черти гонятся.

Раздавшийся в ответ грозный рык напомнил мне, на какую опасную стезю я ступил, поэтому пару минут спустя, когда Вульф вернулся в кабинет и вновь воцарился в своем кресле, я даже словом не обмолвился, чтобы отстоять свою точку зрения. Вульф молча пил пиво и ковырялся в стопке каталогов, а я проверял накладные от Хена и делал ещё кое-какую привычную работу. Чуть позже, когда Вульф попросил меня приоткрыть окно, я понял, что скандалист уже немножко поостыл.

* * *

Напрасно мы – или кто-то из нас – думали, что на сегодня с Балканами покончено. После одиннадцати часов, когда я нахожусь вместе с Вульфом в кабинете, входную дверь посетителям обычно открывает Фриц. Примерно в половине первого он вошел в кабинет и, сделав положенные три шага, объявил о приходе посетителе, который назвался Шталем, а насчет рода своих занятий сказал лишь, что служит в Федеральном бюро расследований.

Я тихонько присвистнул и уважительно произнес:

– Ого!

Вульф слегка приоткрыл глаза и кивнул – сигнал Фрицу впустить посетителя.

Нам ещё не приходилось, по роду своей деятельности, сталкиваться с агентом ФБР, и, когда тот вошел, я удостоил его высочайшей чести, развернув свой стул на целых сто восемьдесят градусов. Вошедший был субъект как субъект, невысокий, широкоплечий, с умными живыми глазами; пожалуй, только подбородок его немного подкачал, да и ботинки не мешало бы вычистить. Он ещё раз представился, пожал руки мне и Вульфу, вынул из кармана кожаный бумажник, небрежно открыл его и улыбнулся Вульфу сдержанно, но дружелюбно.

– Вот, пожалуйста, мое удостоверение, – произнес он хорошо поставленным голосом. Он вообще отличался прекрасными манерами, словно благовоспитанный страховой агент. Вульф мельком взглянул на удостоверение, кивнул и указал на кресло.

– Чем обязан, сэр?

Казалось, вид у фэбээровца был извиняющийся.

– Простите за беспокойство, мистер Вульф, но служба есть служба. Я хотел бы спросить у вас, знакомы ли вы с федеральным законом, недавно вошедшим в силу, согласно которому, лица, представляющие интересы каких-либо зарубежных ведомств, должны регистрироваться в госдепартаменте?

– Да, знаком, хотя и не слишком близко. Я знаю о нем из газет, прочитал не так давно.

– Значит, вам известна его суть?

– Да.

– Вы зарегистрировались, как там сказано?

– Нет. Я же не агент какого-либо зарубежного ведомства.

Фэбээровец закинул ногу на ногу.

– Закон действует по отношению к представителям любых иностранных фирм, частных лиц и организаций, а также зарубежных правительств.

– Именно так я и понял.

– Он применим как к приезжим, так и к гражданам США. Вы – гражданин Соединенных Штатов?

– Да. Я здесь родился.

– Вы состояли какое-то время на службе у австрийского правительства?

– Да, очень короткое время, ещё в юности. Но тогда я жил не здесь, а за границей. Впрочем, я уволился довольно быстро.

– И служили в черногорской армии?

– Да, но несколько позже, хотя ещё тоже в юности. В те дни я свято верил, что всех жестоких и злых людей следует убивать, и даже умертвил нескольких сам. Тогда, в 1916 году, я, между прочим, чуть не умер от голода.

Фэбээровец испуганно встрепенулся:

– Извините, не понял.

– Я сказал, что чуть не умер тогда от голода. Вторглись австрийцы, и мы сражались против пулеметов голыми руками. В принципе, я был ходячим мертвецом, ведь человек не может жить, питаясь одной сухой травой. Но я все-таки выжил. Поесть по-человечески мне довелось только когда Соединенные Штаты вступили в войну и я отмахал пешком добрых шестьсот миль, чтобы завербоваться в американский корпус. По окончании войны, я вернулся на Балканы, развеял там ещё одну иллюзию и окончательно возвратился в Америку.

– Hvala Bogu, – весело вставил я.

Шталь ошарашенно вскинул голову.

– Простите? Вы черногорец?

– Не совсем. Я родом из Огайо. Огайец, так сказать, чистейших кровей. Это у меня нечаянно вырвалось.

Вульф не удостоил меня вниманием и продолжил:

– Мистер Шталь, другому человеку я бы сказал, что не потерпел бы попытки копаться в моем прошлом. Но вы для меня – не кто попало. Вы представитель ФБР. В сущности, вы – сама Америка, соблаговолившая посетить мой кабинет, чтобы кое-что обо мне разузнать. Я глубоко благодарен своей стране за некоторые любезные мне традиции, которые она до сих пор ухитрялась не растерять… Кстати, хотите пропустить стаканчик американского пива?

– Нет, благодарю вас.

Вульф нажал на кнопку, откинулся в кресле и хрюкнул. Затем изрек:

– Теперь, сэр, отвечу на ваш вопрос. Нет, я не представляю интересы какого-либо иностранного ведомства, компании, частного лица, организации, диктатора или правительства. От случая к случаю мне, как профессиональному сыщику, самому приходится наводить справки по запросам из Европы, главным образом от моего английского коллеги, мистера Этельберта Хичкока из Лондона – как и он время от времени делает то же для меня. В данный момент я ничего не расследую. И я не работаю ни на мистера Хичкока, ни на какого-то другого.

– Понятно. – Казалось, Шталь верил каждому его слову. – Что ж, вы объяснились вполне определенно. Но вот насчет ваших прежних похождений в Европе… Если можно спросить… Словом, вы знаете некоего князя Доневича?

– Знал очень давно. По-моему, он сейчас при смерти. В Париже, кажется.

– Я не его имею в виду. А разве нет другого князя Доневича?

– Есть. Племянник старика Петера. Князь Стефан Доневич. Если не ошибаюсь, он живет в Загребе. Когда я там был в 1916 году, ему едва исполнилось шесть лет.

– А в самое последнее время вам не доводилось общаться с ним?