Онлайн книга «Мастер дороги»
– А он тут ни при чем. Это политикам надо сказать спасибо. Сам ведь знаешь, тема полуострова опять стала актуальной. Следовательно, и дедушкины стихи. – Думаешь, он бы хотел… так?.. Отец положил руку ему на плечо. – Сложно сказать. Я надеюсь, когда-нибудь он сам ответит на этот вопрос. С другой стороны – разве должны мы были отказываться от такого предложения? Полное, академическое… – Почему вы мне раньше не сказали? – Я до последнего не был уверен. Только сегодня подписали договор. – И все черновики вы отдадите им? Мама покачала головой: – Только копии, это наше условие. Все будет в порядке, сына. Все – как надо. Позже, в постели, глядя в потолок, расчерченный на квадраты светом уличного фонаря, Сашка вспоминал свое выступление. Как он заявил: «Моего деда всегда пытались использовать. Повстанцы, миротворцы, власти, критики…» Раз за разом прокручивал одни и те же свои слова. Вспоминал слова отца, матери. Вспоминал незнакомца. «Ты уже наказан, и это… это слишком, даже для тебя». Где-то совсем рядом молча, как дедов шар, ожидало понимание. * * * В школе их собрали в актовом зале и каждому выдали по диплому. Сашке с Курдиным – еще и грамоты. Долго хлопали, говорили глупости. Курдин был мрачен, язвителен, нелюдим. На переменке окоротил Вадю, который начал зубоскалить про прическу классной, – и ухромал во двор. – Совсем зазнался, – хмыкнул Лебедь. – Перечитался небось дедовых архивов. «Чванливый победитель, не забудь, и над тобой когда-нибудь взметнется фортуны меч!..» На лавочке Курдин сидел, чуть вывернув ногу, чтобы не сгибать. Сашка небрежно плюхнулся рядом. – Дома влетело? – Так… – сказал Курдин, помолчав. – Ерунда. Победителей не судят. А твои что? – Гордятся, блин. – Везучий ты, Турухтун… Сашка неопределенно пожал плечами. Посидели молча, наблюдая за младшаками, гасавшими с мячом по спортплощадке. – Слушай, – решился наконец Сашка. – Есть одно дело… Прямо перед их ногами в луже шалели воробьи. Сашка говорил, а сам не сводил с них взгляда. Курдин выслушал молча, ни разу не перебил. – Зачем? – спросил хмуро. – Зачем тебе?.. – Надо. Со спортплощадки прилетел мяч, вспугнул воробьев. Те порскнули на ветку и оттуда лихо, по-птичьи бранились на горе-футболистов. Курдин поднялся и, примерившись, запульнул мяч младшакам. – Почему я? – спросил, не оглядываясь. Сашка даже не сразу догадался, что это он к нему обращается. – А ты не проболтаешься – вот почему. – Уверен? Сашка не ответил. Прозвенел звонок. – Так подумаешь? – Знаешь, почему я вообще взялся писать про деда? Я же его сначала не воспринимал. Дед для меня был отдельно, шарик – отдельно. Он лежал у себя в комнате, приехали врачи, потом вынесли из комнаты шарик – а он так и остался лежать на постели. Никакой связи. – Курдин обернулся и посмотрел на Сашку. – А после того случая – ну, когда ты полез драться, – я вдруг услышал его. Впервые. И понял, что это действительно он. Ну, просто вот как если бы дед попал в катастрофу или тяжело заболел и стал… вот таким. Мне было стыдно, Турухтун, – признался он после паузы. – Вот почему я полез во все это: дневники, архивы. Ну и мама… ты сам видел. Она же такой не была. Думаю, она тоже не верила, что шарик – это он. А потом услышала его и… Сашка ждал. Покраснев до ушей. – В общем, – сказал Курдин, – приноси. Разберемся. * * * Им дали задание на каникулы и наконец отпустили. Сашка дожидался Настю во дворе, прокручивая в голове разные варианты того, как сказать про лето. И потом все продолжал прокручивать, даже в маршрутке. – Ты сегодня какой-то странный. – А? Извини, я просто… – Что «просто»? Он молчал и смотрел на экран, висевший над водительским местом. Обычное дело, по таким крутили рекламу и городские новости. Сейчас как раз речь шла о дружественном визите одного из представителей Временного Комитета. Мол, визит завершается, министр отбывает на полуостров, поскольку неотложные дела требуют его присутствия… Показали, как министр с двумя помощниками идет вдоль выстроившихся гвардейцев и поднимается по трапу. Под музыку – наверное, под гимн новой автономии. Сашка, конечно, узнал мелодию. В последние месяцы он слышал ее слишком часто, в основном по ночам. На полсекунды крупным планом мелькнуло лицо. Даже шрам, змейкой ускользающий в седину над виском. Настя взглянула на экран слишком поздно, когда уже показывали другой сюжет. – Слушай, – вспомнил Сашка, – может, ты в курсе. Как переводится слово «атар’ин»? – Вообще-то по-разному, зависит от контекста. Тебе зачем? – Да у деда в записях встречал пару раз. – Чаще всего так называли приемного отца или просто человека, который старше по возрасту и на которого равняются. – Типа учителя? – Но только не школьного, а такого, знаешь… по жизни. – А «ту пропэйлоча»? – Может, «ту пропэйлоч-ар»? Тогда – «ты прощен». Тоже у деда в записях нашел? – Тоже… Настя, – решился он наконец, – тут такое дело. – Молодые люди, – встряла тетка, топтавшаяся у них за спиной и с сопением перекладывавшая сумку из руки в руку, – вы сходите? А то стали, понимаешь… ни пройти, ни проехать! Не дожидаясь ответа, она начала протискиваться между ними, работая плечом как тараном. От остановки шли, смеясь и обсуждая таких вот… таранистых и горластых. Но шутки были какие-то вялые, словно размороженные овощи. – Я уезжаю, – сказал Сашка, когда пересекали аллею. – Летом; родители купили путевку. Настя какое-то время молчала, просто шла рядом, крепко сжав его ладонь своей. Впереди на лавочке, подстелив газетку, мостился ветхий старик. Хмуро поглядел на них и за чем-то полез в карман куртки. – Саш… – Я знаю, самому обидно, но… это не на все лето, только на месяц. Я не могу отказаться. – Саш, я тоже уезжаю. – По путевке? Куда? Может, и ты в… – Нет, Саш. Я не по путевке и не летом. Через пару недель. Папу переводят на полуостров. – Надолго? – только и спросил он. – Не знаю. Будешь мне писать? – Конечно! Может, отпрошусь у своих и приеду, когда вернемся. |