Книга Засланец, страница 54 – Герман Гагарин

Я подошел к провалу, заглянул за ограждение. Горловина была затянута колышущимся, будто студень, туманом. Луч фонаря уперся в непроглядную взвесь. Из провала тянуло тяжелым болотным духом.

– Железноголовые выкопали отсюда большую штуку Оставшихся, – пояснила Ким. – Распилили ее на части и увезли на поезде. Потом железноголовые ушли, а в яме теперь живет огнежорка. Чувствуешь тепло?

Вспомнилась клятва, которую я как-то дал Борову: «Клянусь духами Мороси: Облачником, Стыдливцем и Огнежоркой…» Облачников я видел не один раз, от стыдливца едва унес ноги. Остальная часть зоопарка явно тоже не была мифом.

Не удивительно, если даже я прописался в местном пантеоне.

Дух Машины…

Жаль, на Земле посмеяться по этому поводу будет не с кем. Разве только с Ником Брагинским, оперативный псевдоним Мрак, но у главного призрака чувство юмора практически атрофировано.

Туман в горловине то поднимался, то опадал, вызывая не очень приятные ассоциации с дыханием большого существа. Иногда луч фонаря как будто отражался от серебристой взвеси. А может, свет шел из провала.

– Я никогда не видел огнежорок. Они опасны?

– Не-а, – Ральф перегнулся через ограждение и плюнул в провал. Белый комок канул в тумане. Через секунду внизу зашипело, словно влага попала на раскаленную поверхность. – Только надо знать, как с ними обращаться. Огнежорки глупые и медлительные. Но от них много тепла. Видите, можно даже не разводить костер.

Меня подергали за рукав. Желтоглазой снова хотелось чем-то поделиться.

– Когда мы вырастем, то будем жить там, где много огнежорок, – сообщила она.

Когда вы вырастете, – подумал я, – то, в лучшем случае, будете строить очередную Великую Машину для Ревнителей Ктулбы. В худшем – вам найдут применение Суперы. Быть может, скрыться в краях, где «много огнежорок», – не такое уж и плохое решение. Знать бы только, где эти края находятся.

– Все мы будем жить там, где много огнежорок, – пробормотал я без всякого умысла.

Совята переглянулись.

– Да, дядя дух, – согласилась Ким. – Потому что дождь не может идти вечно.

Я невольно вздрогнул. Вспомнилось жилище слуги Дэна Крогиуса – старого, чокнутого Боцмана. И надпись над дверью, нацарапанная на штукатурке рукой Тени: «Дождь не может идти вечно».

Сказанная на языке аборигенов, эта фраза обрела новый смысл.

Дождь – не единственный мир, в котором может пройти твоя жизнь. Если ты захочешь, то дорога уведет за хмурые тучи. Туда, где сияют звезды и луны, где висит багровый серп Жнеца, и еще дальше.

Испытания зимой и кровью – не просто посвящение во взрослые, вроде ловли детеныша стреножника, это подготовка к жизни у иных звезд, на других планетах. Я сам когда-то проходил подобную практику вне Вертикалов, в старых кварталах Генезии. Маленькие скиллы – это поколение будущих колонистов и первопроходцев. Недаром у них с собой такая сложная экипировка.

Что же касается огнежорок…

Сверчки наследили на всех землеподобных мирах окрестностей. Если огнежорка – такой же автономный биомеханизм, как и облачник, то вполне вероятно, что где-то может отыскаться планета, на которой огнежорки обитают во множестве.

Следуя этой логике, стыдливец – ужас лесных земель – такой же продукт биоинженерных работ Сверчков. Страшно даже представить, для каких целей его понадобилось создавать повелителям Космоса.

Впрочем, все это догадки. Я смогу их подтвердить или опровергнуть, лишь добравшись до Лесогорья.

– Чем же питается огнежорка? – спросил я у шмыгающего носом Ральфа.

Мальчишка пожал худыми плечами.

– Она в землю всегда зарывается. Ну, может, червями?

Неожиданно подал голос профессор. Я уже и не рассчитывал на то, что от него может быть в ближайшее время прок.

– Огнежорка обыкновенная, – проговорил он, едва шевеля бледными губами, – поглощает энергию полураспада радиоактивных элементов.

Я вспомнил слоеный пирог геологических пластов, который увидел в береговых обрывах Беспутной в первый день своего пребывания на Дожде. Как же давно это было… Меня тогда удивил и впечатлил слой метровой ширины, состоящий из мертвых нанитов. В тех высокотехнологических отложениях действительно могли содержаться тяжелые элементы, которые со времен Сверчков еще не успели распасться.

– Ясно, профессор, – отозвался я. – Тогда полагаю, что огнежорку можно назвать живым существом весьма условно.

– Почему же? – возразил Брукс. – Извините, я не в состоянии спорить… Я не специалист в этом вопросе, но на Дожде многие виды живут так…

– Конечно, – согласился я. Действительно, на Дожде полным-полно биоинженерных конструкций Сверчков. Для аборигенов они нечто само собой разумеющееся.

– Растения! – со стоном проговорил Брукс. – Они ведь живут за счет солнечного света. Вы ведь не сомневаетесь в том, что деревья – живые? Или в вашем мире нет растений?

Совята удивленно посмотрели на меня. А ведь Брукс почти угадал. В Генезии растения можно увидеть только в оранжереях. Или в цветочных горшках на подоконниках. Остались, правда, тайга и амазонские леса, но там все давно мутировало, и уже непонятно, к какому биологическому царству отнести местные формы жизни. Тем более что в эти гиблые края никто носа не сует.

– Все-все, профессор, – я поднял руки. – Успокойтесь!

Брукс замолчал, задергал губами, обхватил виски ладонями. А я вдруг вспомнил.

– Друзья мои! – обратился я к совятам. – А нет ли здесь поблизости Оставшихся и жертвенного камня?

Желтоглазая дернула за рукав Ким.

– А теперь он говорит, как лесной человек… – заметила она недоуменно.

– Ну, он ведь дух, Урсула, – ответила Ким. – Он может говорить, как ему захочется.

Склонность к мифотворчеству у аборигенов Дождя была в крови. Живя в удивительном и практически непознанном мире, они на ходу придумывали объяснения тому, чего не понимали. Почему-то вспомнились Боров и Мира; они решили, будто я – беглый чернознаменник, и с ходу поверили в это. Интересно, живы ли они еще? Или растащили их косточки по сырым лесам вечно голодные шерстни?

– Скиллы называют жертвенные камни Дланями Оставшихся. Длань может дать то, что ты попросишь, а может отнять жизнь. На все – воля Оставшихся.

– Где же мне отыскать эти Длани? – спросил я совят.

Ральф хмыкнул, почесал давно не мытую голову.

– Мили две на юг, но вы можете не найти. Там много камней и скал. Была тропинка, но ее замело снегом, – он робко поглядел на меня. – Но если вы возьмете меня с собой, дядя дух, то я покажу вам это место.

Мне хватало обузы в виде раненого профессора. Позволить усесться себе на шею и мальчишке с арбалетом? Еще чего…