Онлайн книга «Новый русский попугай»
|
Тем более что сейчас этот человек был настроен явно недружелюбно. — Я вспомнил вас… — забормотал Верстовский. — Вы… вас, кажется, зовут полковник Неумывайло… или Неунывайло… — Не надо присваивать мне внеочередные звания! — прорычал мужчина и сильно встряхнул Антона Антоновича. — Я — майор Несгибайло, я задал вам конкретный вопрос и жду такого же конкретного ответа! — Да… — пробормотал Антон Антонович, — я понимаю… только, если можно, войдем ко мне в квартиру… а то, вы понимаете, у меня такие любопытные соседи… Действительно, дверь соседней квартиры слегка приоткрылась, и Леня заметил высунувшееся в щелку любопытное ухо. Он подкрался к приоткрытой двери и неожиданно гаркнул в торчащее ухо: — У вас суп выкипел! — Ой! Правда! — взвизгнул за дверью женский голос, дверь захлопнулась, из-за нее донеслись удаляющиеся шаги. — Пойдемте в квартиру, — проговорил «майор Несгибайло», очистив территорию от противника. Антон Антонович с тяжелым вздохом отомкнул все замки и запоры и пропустил «сотрудника органов» в свое холостяцкое жилище. — Сейчас у вас никто не проживает? — осведомился Маркиз, прямиком проходя в кабинет гравера. — Нет, — тот снова вздохнул, — Коля… вы его видели… он покинул меня после того случая… — Гламурный молодой человек, — проговорил Леня то ли с неодобрением, то ли с интересом исследователя. — Ну что ж, по крайней мере нам никто не помешает. Итак, я жду ответа на свой вопрос. — Да, — Антон Антонович потупился, — я действительно сделал две марки… по просьбе заказчика… ведь понимаете — основная работа — это изготовление клише. А когда клише готово, бумага найдена, сделать один оттиск или два — это практически безразлично… — Почему же вы не сказали мне этого в прошлый раз? — Ну во-первых, Прохор Петрович взял с меня честное слово, что я никому, ни одной живой душе… а потом, вы меня об этом и не спрашивали! — Я просил вас рассказать все… — протянул Маркиз, не сводя глаз со своего собеседника. — Рассказать все, что вы знаете… надеюсь, теперь-то вы ничего от меня не утаили? — Ничего! — чересчур поспешно выпалил гравер. Глаза его при этом подозрительно бегали. — Как вы сказали? — насторожился Маркиз. — Когда клише готово, бумага найдена, сделать один оттиск или два — практически безразлично? Он вспомнил книгу об артистах императорских оперных театров с поврежденным форзацем. На листе не хватало довольно большой части… — Признавайтесь, сколько оттисков вы сделали на самом деле? — спросил он, сверля Антона Антоновича пронзительным взглядом профессионального следователя. — Три!.. — ответил тот, растерявши??ь, и тут же прикусил язык. Однако слово, как известно, не воробей. — Три? — переспросил Маркиз, сурово сдвинув брови. — На этот раз вы сказали правду? Гравер энергично закивал. — Ну что ж, кажется, я вам верю, как говорил великий режиссер Станиславский… но зачем, скажите, зачем вы сделали третий экземпляр? — На всякий случай… — Антон Антонович смущенно потупился и добавил: — Уж очень хорошо у меня получилось… захотелось оставить себе образец работы… — Хотелось бы верить, — вздохнул Маркиз, — но что-то мне подсказывает, что у вас были насчет третьей марки другие планы. Подозреваю, что у вас на нее имеется покупатель… — Честное благородное слово… — начал гравер. — Вот только не надо этого! — отмахнулся Маркиз. — Все равно не поверю! А вот марку придется отдать… — Обязательно? — Антон Антонович жалостно вздохнул. — Обязательно! — отрезал Маркиз. — В интересах следствия. Вы не забыли, что над вами все еще висит дамоклов меч в виде целого букета статей Уголовного кодекса? Антон Антонович тоскливо вздохнул и опустился на колени рядом с Леней. — Что это вы надумали? — Леня попятился. — Не надо пытаться меня разжалобить! Это бесполезно! — А я и не пытаюсь, — пропыхтел снизу Антон Антонович, — я доставаю… достаю марку! Он перевернул один из стульев кверху ножками. К каждой ножке снизу был подклеен аккуратный фетровый кружочек — чтобы стулья не царапали ценный паркет и легче передвигались по нему. Антон Антонович подколупнул один из кружков ногтем, наполовину оторвал его и вытащил из-под фетра маленький красноватый бумажный прямоугольник. — Вот она! — Гравер поднялся на ноги и протянул Маркизу марку. — Вы учтете мое добровольное сотрудничество? — Следствие учтет, — пообещал Леня, рассматривая марку. — Правда, она восхитительна? — прошептал Антон Антонович, заглядывая через Ленино плечо. — Это одна из моих лучших работ! Хотя все же я не понимаю… — Чего вы не понимаете? — спросил Маркиз, убирая красноватый прямоугольник в свой бумажник. — Не понимаю, почему люди платят такие огромные деньги за сущую ерунду. Ну допустим, картина — это произведение искусства, она действительно очень красива… или драгоценные камни… они искрятся, переливаются… это еще как-то можно понять. Но почему так дорого стоит какой-то клочок бумаги, на котором по ошибке напечатали что-то не то… или случайно оказался лишний зубчик… — Это вопрос договоренности, — проговорил Леня, — договоренности между людьми. Точно так же, как бумажные деньги. Ведь бумажная купюра тоже не представляет сама по себе никакой ценности — ее нельзя съесть, в нее нельзя одеться… самое большее, что ею можно сделать, — разжечь костер. Но люди договорились между собой, что за эту бесполезную бумажку можно получить и еду, и одежду, и жилье, и даже здоровье и жизнь… ведь за деньги действительно можно спасти жизнь — или, наоборот, можно нанять убийцу, который отнимет жизнь у другого человека! Точно так же и эта марка… люди договорились, что она дорого стоит… Впрочем, мы с вами заговорились! Меня ждут важные дела! — Подай ключ на три восьмых! — Ухо высунул руку из-под днища микроавтобуса. Сергей вложил в руку нужный ключ и снова нырнул под капот. Сейчас вряд ли его узнали бы прежние знакомые: в промасленной спецовке, с перемазанными мазутом руками и с черной бейсболкой на голове, он нисколько не был похож на прежнего элегантного бизнесмена с седеющими висками, в белоснежной рубашке и тщательно отглаженном костюме. Поселившись в квартирке над гаражом, Сергей первый день провалялся на кровати, бездумно глядя в потолок, покрытый пылью и ржавыми потеками. Все тело болело от побоев, левый глаз заплыл, а когда Сергей отважился заглянуть в осколок зеркала, валявшийся на подоконнике, то ему немедленно захотелось, чтобы и правый глаз заплыл тоже. Желаний не было никаких, то есть одно было — ослепнуть, оглохнуть и вообще никак не реагировать на окружающую действительность. |