Книга Метро 2033. Обитель снов, страница 79 – Андрей Гребенщиков

Захмелевшим взглядом косматый старик оценил доставленные лекарства. Долго изучал надписи – неужели он владел этим тарабарским языком? – потом достал из стола пустую обертку и принялся сверять написанное. По всей видимости, сравнительный анализ наименования нынешнего лекарства с уже использованными образцами прошел вполне успешно – после удовлетворенного покрякивания престарелого «фармаколога-языковеда» антирад исчез в недрах стола.

– Все честь по чести, та же японская хрень, что и обычно. Товар Шурика, без сомнений.

– По рукам, Гена? – Арех пил наравне с комендантом, но пьяным не выглядел.

– Дай краба, Вовчик! С тобой приятно иметь дело, – довольные сделкой стороны ударили по рукам.

– Мало́му пять грамм накапать? Для профилактики алкоголизма? – Главыч, нетрезво ухмыляясь, покосился на Никиту.

– Не-не-не, – непонятно на каких правах Володя лишил выпивки своего компаньона. – Ему алкоголь категорически противопоказан!

Никита до сих пор чувствовал себя не лучшим образом, потому на самогонку даже не соблазнялся. Однако слова Ареха его задели, и юношеский дух противоречия заглушил голос разума:

– В гомеопатических дозах он всем показан. К тому же грех за встречу не выпить, еще обижу отказом гостеприимных хозяев. Так что, Геннаний Главыч, капните мне на донышко.

– Ох и шустрая у вас в метре́ поросль! Бери стакан, языкастый, за встречу – точно не грех.

Последнее, что запомнил Никита, было Володино трудноразборчивое «Главыч, мы у тя перекантуем с децл? На улицу собутыльников не выгонишь?»

* * *

– Русский бизнес – бессмысленный и беспощадный, – Арех с насмешливой жалостью встретил нелегкое пробуждение Никиты.

– Ешкин кот, что ж так паршиво?! Я уже в аду? – чудовищная боль в висках и затылке, а также не передаваемое словами ощущение, будто вероломный волколак нагадил в твоей ротовой полости, сделали это пробуждение воистину незабываемым. – Володя, гад, ты опять меня напоил?

– Устами пьяного младенца истина глаголет всякую ересь… тебя вчера было не остановить! Дорвался ребятенок малый до сиськи с самогонным молочком…

– Твою ж мать… Хоть без эксцессов, ничего лишнего не ляпнул?

– А кто его помнит? Мы с Главычем тоже в говно уделались. Горазд местный староста зеленого змия душить… уж на что я в бизнесе закаленный, но за ним едва поспевал. В три горла наш Карл Маркс жрет…

– Кто?

– Дед Пихто.

– А это кто?

– Конь в пальто.

Беседа, зайдя в неконструктивное поэтическое русло, заглохла сама собой, а вскоре милосердное забытье погрузило измученное сознание Ника в многочасовую лечебную летаргию…

– Никита Батькович, просыпайтесь. Вставайте, – знакомый натужно-вежливый голосок нарушил единение юноши с царством сна. – Комендант ждет. На аудиенцию. – Сквозь вымученную деликатность пробились насмешливые нотки.

– Толямба, уйди! – едва продравший глаза Ник не просил, он стонал. – Будь человеком…

– Не буду.

Упрямство рыжего – тот нудел не переставая – заставило несчастного парня отказаться от дальнейших попыток забыться и потерять сознание.

– Ирод! – Никита с трудом поднялся и уселся на край койки. Его качало из стороны в сторону, перед мутными от вчерашних возлияний глазами все плыло. – Что же за пойло гостям предлагаете?

– У Главыча всегда самый чистый продукт, грех жаловаться. А если кто меры не знает, – неясный человеческий силуэт, скрытый за пеленой алкогольных паров, задрал руку в поучительном жесте, – тот пусть себя и винит. На амброзию нашу целебную напраслину возводить не надо!

– Амброзия? То, что у меня в желудке плещется и обратно изо всех сил просится, бурдой в приличном обществе кличут… Где у вас тут удобства, не во дворе, надеюсь?

– Так вы ж, любезный Никита Батькович, нам все удобства вчера заблевать изволили…

Как ни щурился Ник, так и не смог разглядеть выражение лица своего ехидного собеседника.

Чуть живого, опухшего с похмелья Никиту рыжий под руку привел в новую комнату, ранее юношей не виданную. По размеру она, первая из всех попадавшихся на глаза помещений, могла гордо именоваться кабинетом.

– Зал заседаний, – пояснение, данное Толямбой, слегка противоречило действительности: до зала кабинет явно не дорос, да и спартанская обстановка – огромный самодельный стол в окружении полудюжины кривых, дышащих на ладан стульев – к громким словам не располагала, однако статус и назначение помещения подчеркивало.

В кабинете (льстивое «зал» Ник все же отмел, как непотребное) заседало четверо: косматый староста – его лицо на зависть Никите никаких следов вчерашней попойки не носило, непривычно возбужденный Арех – бодрость компаньона на фоне собственной слабости раздражала ужасно – и пара неизвестных мужиков. Один тощий, со всклокоченной по местной моде кудрявой шевелюрой, другой, напротив, – огромный детина с аккуратно подстриженной головой. Бо́льшего со спины – а «новенькие» сидели спиной к двери – пока разглядеть не удалось.

– Товарищи, – заметив пошатывающегося в проеме Ника, – комендант не преминул его немедленно представить, – это племенник покойного Шуры Кузнецова, Никита. Проходи, хулиган, знакомься с нашими проводниками.

Опираясь на плечо Толямбы и стараясь не завалиться на бок, юноша медленно добрался до ближайшего стула, но прежде, чем плюхнуться на безопасное для вестибулярного аппарата место, поздоровался с проводниками.

– Привет, Никита, – кудрявый протянул руку. – Я – Марча Борода.

Учитывая отсутствие растительности на его лице – трехдневная, торчащая в разные стороны щетина на гордое звание никак не тянула, – юноша настороженно уточнил:

– Борода?

Похоже, вопрос был из разряда риторических, потому что Марча на него даже не отреагировал.

– Здрав буде, Никитка! – здоровяк с аккуратной, окладистой бородкой – вот это точно была она, а не чахлые кустики, как у тощего Марчи, сильно сжал его ладонь. – Дядька немало про тебя рассказывал, приятно свидеться воочию. Меня Ифом кличут.

– Взаимно, – несмотря на излишне крепкое, чуть не до хруста в костях рукопожатие, Иф ему сразу понравился, было в нем что-то от былинных богатырей. И если до Ильи Муромца проводник слегка не дотягивал статью, то за Добрыню Никитича вполне мог сойти. Надежный мужик, с первого взгляда понятно, с таким в походе гораздо труднее пропасть – ценное приобретение! Антирад отдан не зря.

– И кто ж тебя Ифом еще кличет, кроме самого себя? – это подал голос рыжий Толик. – Евпатий он, Колоброд.

– Коловрат, – здоровяк не обиделся, видать, давно привык к насмешкам. Хотя при столь явной разнице в весовых категориях – низкорослый Толямба в пупок дышал высоченному Ифу – Никита бы на его месте поостерегся глумиться над столь внушительным противником.