Онлайн книга «Одесский фокстрот»
|
– Стоцкая, ты читала «Таинственного незнакомца» Марка Твена? – Ну? Стоцкая читала. Она из тех немногих, кто ещё читал и всё ещё читает. – «Всё, что я тебе говорю – это правда! Нет бога, нет вселенной, нет жизни, нет человечества, нет рая, нет ада. Всё это только сон, замысловатый дурацкий сон. Нет ничего, кроме тебя. А ты только мысль, блуждающая мысль, бесцельная мысль, бездомная мысль, потерявшаяся в вечном пространстве». – Ага! – подхватывает Стоцкая. – «Он исчез и оставил меня в смятении, потому что я знал, знал наверное: всё, что он мне сказал, было правдой» [10] . … Забавно, что старина Твен назвал ангела Сатаной. – Сатана и есть ангел! – Падший! – Ой, я тебя умоляю! Там, где нет антонима, осмысленно отражающего контекст, – нет и мысли. – И долбанного Нравственного чувства. – Вот именно! – За Марка Твена! – За него! И ещё раз – за Антуана де Сент-Экзюпери! Выпиваем. Нам всё равно за кого в этот промозглый одесский февраль. Но лучше уж за Марка Твена и ещё раз – за Антуана де Сент-Экзюпери. Когда всё равно – лучше за лучших. – А разве «Маленький принц» не о долбанном Нравственном чувстве? – Нисколько! Это о том, чтобы каждый день узнавать что-нибудь новое. Не забывая при этом заботиться о своей розе. – И о том, что я пью, чтобы забыть. – Что ты хочешь забыть? – подскочил к нам Мишка со своим во-о-от такенным объективом. – Хочу забыть, что мне совестно, – буркнула Юля. И мы с ней громко расхохотались. Аж пополам согнулись. – Отчего же тебе совестно? – опешил Мишка. – Перечитай «Маленького принца»! Хотя бы двенадцатую главу! – сквозь хохот выдавила из себя Стоцкая. – Совестно пить! [11] – Какие-то вы странные! – растерянно и недоумённо промямлил Мишка. После чего мы с Юлей грохнули ещё раз. – Пьяницы! – гневно сказал Мишка. – Мы не пьяницы. Просто у нас не всё в порядке с головой. И нам срочно надо принять глюконата кальция. И лития. И магния! – брякнула я. – Идёмте на Привоз! – скомандовал Мишка. – Там хоть закусить вам купим. Я довела их до Привоза, а сама отправилась закусить в «Фанкони». Тот, что на месте авиакасс. Хотя кто уже помнит про те авиакассы на углу Карла Маркса и Ласточкина, когда вместо них давным-давно «Фанкони» на углу Екатерининской и Ланжероновской. * * * Я зашла в арку двора по Александровскому проспекту, 34. И почувствовала себя самым обыкновенным прохожим, которому надо было срезать угол на Большую Арнаутскую. И почувствовала только самое обыкновенное раздражение самого обыкновенного прохожего, обнаружившего амбарный замок на калитке железных ворот по Большой Арнаутской, 96. Но даже самое обыкновенное в любом случае лучше замминистра с женой, свадебного генеральства или того же Привоза с его последствиями. Одесский привоз и его последствия
Измучен в чувствах разобраться сил уж нет и мысли словно в трафарет в слова ложатся и искра божья семенем чужим произрастает там где раньше жили лишь свет и нерв измучен ли иль вновь готовь рождаться ещё раз тенью умерев Октябрьское утро. Одесское октябрьское утро. Я перекуриваю с восходом на игрушечной веранде пластиковой гостиницы «Пальма». Я в некотором раздрае от вчерашней встречи с моим пузатым киевским дружком и его женой – моей подругой. Да, я не заночевала на диванчике в гостиной снятой ими квартиры-номера. В Одессе много мини-гостиниц. Модный бизнес. Модный не только в Одессе. Нет, будь я настойчивее… А они – посообразительней. Ну да чёрт с ним, с этим! Все мы утрачиваем живость, приобретая взамен не всегда уместную тактичность. В данном контексте «тактичность» – всего лишь синоним слова «лицемерие». Или я последняя дура? И не будь я лицемерно-тактичной (честнее сказать: мелочно обидчивой), мы бы и не спали вовсе. Ни в кровати в спальне – они, ни на диванчике в гостиной – я. Мы бы всю ночь пили виски, и смеялись, и подкалывали друг друга, и сиял бы Кубрик, и нудил бы фоном старичок Ницше, и язвительно бы блистал Вольтер. Да, именно я – не права. Но для того чтобы это понять, понадобилась одинокая ночь в игрушечной пластиковой гостинице «Пальма». Ночь наедине с морем. Приходишь к морю со всяческой бытийной шелухой, забрасываешь тело в волны, плывёшь до волнореза и обратно. Выпиваешь в ночной тиши наедине со звёздным небом. Снова забрасываешь тело… И к утру – вуаля! – ты снова чист помыслами и тебе стыдно. Потому что в ночи у моря приходит осознание того, что не изменённые они предстали перед тобой. А сама ты, мать, забубённая, как те немецкие философы. Тоже мне, урок трудового воспитания на тему «Выворот Канта». Всю ночь администраторша из этих, из «брачного неликвида», гутарила с заезжим молодым человеком подходяще-средних лет. В игрушечной пластиковой гостинице всё слышно. Особенно когда ты сидишь на веранде с сигаретой и стаканом и пялишься в безбрежную даль ночного моря. Вот уж когда – действительно Чёрного. – Может, вам чего надо будет, так вы ко мне зайдите! Я тут же, на втором этаже. Поднимаетесь по лестнице – и сразу дверь. На ней табличка: «Администратор». Так я там всю ночь. Одна… – нежно, многозначительно, бархатно-переливисто клекочет невидимая мне администраторша в невидимого мне мужчину-постояльца. Анекдоты – они ведь соль земли, да? «Найдёшь – я твоя! Не найдёшь – я в шкафу». – Ой, а мне прямо сейчас нужна чашка кофе! – ласково отвечает невидимый мне собеседник. Администраторша тут же срывается с места. Ночь разрывают вспышки фотоаппарата. С в-о-о-т такенным объективом. Это модно и стильно. Разглядываю при свете мимолётных вспышек мужика. Ничего так. Третий сорт – не брак. Во всяком случае – при стробоскопическом эффекте. Мужик фотографирует ночное море. На мужике – моём ровеснике – хорошие ботинки, хорошие брюки, хорошая курточка. Ну и объектив, да. Это, наверное, важно – чтобы объектив. Если уж не для самих носителей, то для администраторш уж точно. |