Книга Не уверен - не умирай! Записки нейрохирурга, страница 59 – Павел Рудич

– Коллега! – заорал не меня «Христос» прямо от дверей. – Что вы себе представляете?! Оперироваться вам надо! И быстрее! Что тянуть?!

И я подумал: «Может быть, тут, где операции на желудке еще, возможно, не стали рутинными, мне повезет?»

– Согласен! Когда?

– Зайдите ко мне после обхода, все и обсудим.

Затем врачи побормотали что-то у постелей моих соседей, и вся стая привидений в простынях удалилась.

– Ты что-нибудь понял? – спросил меня молодой больной.

– Лечить они нас здесь не будут. Коновалы хреновы! – ответил за меня второй сосед.

Через час пришла медсестра и, объявив моим соседям, что они выписаны, бросила им на постели листы выписок и черные пакеты со снимками. Мужики погрузились в чтение медицинских каракулей. Грамоте этой они обучены не были, и поэтому уже через пять минут эти выписки читал по их просьбе я.

Так: осмотр, фиброгастроскопия, R-скопия желудка, анализы. Диагноз: у обоих – cr. ventriculi, mts. [41] . Рекомендовано: консультация онколога в областном онкодиспансере…

– Нет, ребята! И я этот почерк не пойму. Сходите лучше к лечащему врачу, спросите.

Лечащий, как оказалось, – ушел домой пораньше, после ночного дежурства. Заведующего – не нашли.

Молодой сказал:

– Рак у меня, значит. «Онколог» – это я прочел! Ехать надо в Б., а денег нет. Мать обещалась приехать, а что толку! И у нее с деньгами небогато.

Другой больной, так ничего и не сказав, собрал нехитрое свое имущество и, не прощаясь, ушел.

На дорогу до Б. деньги у меня нашлись. Молодой не стал скромничать – деньги взял и ушел, как убежал.

Через полчаса после его ухода в палату зашла старуха в длинной серой хламиде. Старуха была парализована «на левую сторону» – рука просит, нога косит: сухая левая рука согнута в локте до уровня груди, ладонью вверх; левая нога описывает замысловатые дуги при каждом шаге. В руках бабка держала палку длиною в ее рост типа слеги, с которой ходят по болотам. Через плечо, как у суворовского солдата, была переброшена лямка холщовой сумки. И по одежде, и по замученному виду старухи было понятно, что она, в самом деле, шла сюда и через болота, и буреломы, и по грязной дороге под серым дождем. Время остановилось в нашей «глубинке». Так же брели все те же старухи к больным детям и при Иване Калите, и при Грозном, и при Вове-раз, и при Вове теперешнем. Да что там – «остановилось»! Вспять пошло.

– А иде Петро?

– Выписали его, бабушка.

– Подлечили его хучь чуток? Та не, вряд ли!.. Не жилец он! Не жилец…

Старуха села на кровать ушедшего сына и стала снимать платок.

– Пошлю его свиньям корм задать, так пойдет, не донесет, перевернет всё, кортоплю рассыплет! Сядет и плачет. «Нет у меня, мамо, сил…» Не жилец.

– Он должен поехать в Б., в другую больницу. Может быть, операцию ему сделают…

– Операцию… Шесть поросят народилось. Продавать надо. Перекупщики по тридцать рублей за килограмм дают… Думала, может, Петро напоследок их в город на продажу свезет. А то – «тридцать»… Как зиму жить? Не, не жилец Петро… Так у него и денег нет! Как поехал?!

– Дали ему денег. На дорогу и поесть хватит.

Старуха еще долго сидела в палате, перебирала какие-то тряпицы в своей переметной суме, шелестела мутным целлофаном, сморкалась и что-то приговаривала, но так тихо, что слов было не разобрать. Отдыхала перед нелегкой дорогой в свой пятнадцатый век.

Пошел и я искать заведующего. В пустой ординаторской с продавленным диваном он пил чай из большой красной кружки.

– Вас больные из десятой палаты искали. Не могли в выписках разобраться…

– Да брось ты! Всё они знают! И я, и лечащий им всё объясняли.

– Сами рак не оперируете?

– Да всё мы оперируем! Только не дают нам онкологи добро на такие операции! Резекции при язве – делаем, кишечник – оперируем, а рак – должны в область отправлять. А у них там очереди на полгода! Чаю хочешь?

От чая я отказался и присел на диван.

Заведующий продолжал:

– Мы раньше даже на подлоги шли частенько: знаем, что рак, а пишем – «кровотечение из язвы желудка» и по экстренке берем на операцию. Потом с «простите, извините нас, дураков деревенских!» направляли к онкологам на облучение или химию. Пару раз нарвались на осложнения, наехали комиссии, дали вздрючку. Теперь на рожон стараемся не лезть.

А эти опухоли молочных желез! Операция не полостная, в пределах кожи и мышц, интерн сделает, а НЕЗЯ! Всё «до сэбэ»! Мест вечно нет, очереди в их поликлинике – километровые, и все равно тянут к себе всю онкологию! Так им проще. Всегда есть отмазка: ах, мы перерабатываем, работаем, мол, на износ, ставок не хватает, помещение – маленькое. Прощелыги!

Поэтому и консультировать можно «через губу» после многократных заявок, и больных, что потяжелее, не брать к себе. Тут, между нами, можно и мзду легко слупить за «внеочередную» госпитализацию, за операцию с «особым отношением»… Сам знаешь.

– Так вы бы лицензировались на эти операции! У нас многие больницы в области оперируют онкологию.

– У вас в начальниках – люди! А наши щелкоперы хреновы всего боятся. Сами ничего не делают и другим не дают! А работу с нас требуют. Койки и врачей грозятся сократить! Мол, у вас оперативная активность низкая! А кого оперировать? Только травмированную пьянь да старух с холециститами? Нормальных и молодых в районе совсем не осталось. Да закрывайте! Испугали бабу большим…!

Короче! Ты у нас оперироваться будешь?

– Если можно, то я бы еще подумал. С женой посоветуюсь…

– Советуйся. Может, жена умнее тебя! А то: «Согласен на операцию!» Сам ведь хирург! А о коллегах подумал? Умрешь ты у нас под наркозом и не заметишь под кайфом, как на том свете оказался! А нам – на этом оставаться. Сожрут тут нас с говном за тебя! Это у вас, в статусной больнице, стены двойные, а мы живем, как в аквариуме, и каждый нам – начальник.

Знаешь что? Давай куплю я тебе билет на ночной «скорый» и дуй в свою губернию с ветерком! Не дай бог, помрешь у нас. А операцию я тебе предложил, потому что, как врач, я больному с таким заболеванием, как у тебя, ее должен был предложить. Да и мои охламоны, не предложи я тебе оперироваться, подумали бы: «Забздел шеф коллегу оперировать!» Оно мне надо?

Говоря по-простому – хрен поймешь ее, эту нашу медицину.

Логики в ней – никакой. Промочил ноги – а потекло из носа.

Злишься и нервничаешь – образуется язва в желудке. Какая связь?

Или с целью подправить нервы начинаешь принимать антидепрессанты и тут же, именно от этого идешь и кончаешь жизнь самоубийством.