Книга Все ради любви, страница 12 – Кристин Ханна

Энджи несколько мгновении смотрела на ресторан, который был гордостью отца.

— Я спасу его, папа, ради тебя, — прошептала она и только через секунду поняла, что ждет ответа. Но ответ так и не прозвучал, она слышала только шум автомобилей с дороги и отдаленный рокот океана.

Энджи достала ручку.

Кирпичный фасад требовал косметического ремонта. Под самой крышей на стене нарос мох. В кровельной дранке не хватало многих элементов. На красной неоновой вывеске «Десариа» не горела буква «и».

Энджи начала записывать:

«Крыша. Ремонт фасада. Грязь перед входом. Мох. Вывеска».

Энджи поднялась по ступенькам к входной двери и остановилась. В витрине за стеклом висело меню. Спагетти с тефтелями стоили семь девяносто пять. Обед с лазаньей, включавший хлеб и салат, — шесть девяносто пять.

Ничего странного в том, что они теряют деньги.

«Цены. Меню».

Она открыла дверь. Над головой звякнул колокольчик. В нос ударил резкий запах чеснока, тимьяна, печеных помидоров и свежей выпечки.

И Энджи снова перенеслась в прошлое. За двадцать лет ничего не изменилось. Тускло освещенный зал, круглые столы, застланные скатертями в красную и белую клетку, виды Италии на стенах. Энджи не удивилась бы, если бы из-за угла вышел папа, улыбаясь и вытирая руки о фартук, и сказал бы: «Моя красавица, ты вернулась домой».

— Ну-ну, просто не верится, что ты здесь. А я-то опасалась, что ты свалилась с лестницы у себя в коттедже и слегла.

Энджи быстро заморгала и вытерла навернувшиеся слезы.

Ливви стояла у столика метрдотеля, она была одета в обтягивающие черные джинсы, черную, спускавшуюся с одного плеча блузку и туфли без задников на высоких каблуках в стиле Барби. От нее волнами исходило напряжение. Энджи ощутила его, как и тогда в детстве, когда они дрались из-за того, кто первым возьмет духи «Беби софт».

— Я пришла помогать, — сказала Энджи.

— К сожалению, ты не умеешь готовить, а в ресторане ты не работала с тех пор, как вылезла из манежа. Нет, стоп! Ты вообще никогда не работала в ресторане.

— Ливви, я не хочу ссориться.

Ливви вздохнула:

— Знаю. Не думай, что я такая стерва. Просто я ужасно устала от всего этого дерьма. Заведение сосет деньги, а мама только и делает, что готовит новые порции лазаньи. Мира ворчит на меня, но, когда я прошу ее о помощи, она говорит, что не разбирается в делах и умеет только кашеварить. Наконец-то мне приходят на помощь, но кто? Ты, папочкина принцесса. Даже не знаю, смеяться мне или плакать. — Она вытащила из кармана зажигалку и закурила сигарету.

— А ты не думаешь, что стоит перестать здесь курить, а?

Ливви мгновение молчала.

— Ты говоришь совсем как папа. — Она бросила сигарету в низкий стакан, в который было налито немного воды. — Я пока пойду, а ты сообщи мне, когда вычислишь, как спасти положение.

Энджи проводила сестру долгим взглядом и отправилась на кухню, где мама готовила лазанью, укладывая слои на большие металлические противни. Мира трудилась рядом, скатывая тефтели на столе размером с двуспальную кровать.

Когда Энджи вошла, Мира подняла голову и улыбнулась:

— Привет!

— Энджи! — воскликнула Мария, вытирая щеку и оставляя на ней красный след от помидоров. Ее лоб был покрыт капельками пота. — Ты уже научилась готовить?

— Едва ли это помогло бы спасти ресторан. Я пока делаю пометки, чтобы потом разобраться.

Улыбка на лице мамы угасла. Она бросила обеспокоенный взгляд на Миру, но та лишь пожала плечами.

— Пометки?

— Ну, надо же спасать положение.

— А сейчас ты решила осмотреть мою кухню? Твой отец — да упокоит Господь его душу — любил…

— Успокойся, мама. Я просто провожу ревизию.

— Миссис Мартин говорит, что ты перечитала все книги о ресторанах, имевшиеся в библиотеке, — сказала Мира.

— Хорошо, что предупредила. Теперь я буду знать, что в этом городе нельзя брать напрокат фильмы с пометкой «Детям до шестнадцати смотреть не разрешается», — улыбнулась Энджи.

Мария фыркнула:

— Здесь, Энджела, люди присматривают друг за другом. И это хорошо.

— Не начинай, мама. Я просто пошутила.

— Надеюсь на это. — Мария подвинула к переносице сползшие тяжелые очки и устремила на Энджи внимательный взгляд увеличенных линзами карих глаз. — Если хочешь помочь, научись готовить.

— Папа не умел готовить.

Мария ошеломленно заморгала, опять фыркнула и снова принялась выкладывать смесь из рикотты [4] и петрушки на тесто.

Мира и Энджи переглянулись.

«М-да, — подумала Энджи, — задача предстоит не из легких». Она такого не ожидала. Придется продвигаться вперед с величайшей осторожностью. Одно дело — раздраженная Ливви, и совсем другое — разгневанная мама, которая может еще и выгнать ее. Когда она в ярости, то становится холоднее льда.

Энджи опустила взгляд в свои записи, чувствуя, что обе пары глаз наблюдают за ней. Помедлив секунду, чтобы собраться с духом, она спросила:

— Когда в последний раз обновляли меню?

Мира понимающе хмыкнула:

— В то лето, когда я ездила в летний лагерь.

— Очень смешно, — процедила мама. — Мы отработали его до совершенства. Нашим посетителям нравятся все эти блюда.

— А я и не утверждаю иное. Я просто интересуюсь, когда в последний раз обновляли меню.

— В тысяча девятьсот семьдесят пятом.

Энджи подчеркнула слово «меню» в своем списке. Может, она и плохо разбирается в том, как управлять рестораном, зато она много походила по различным заведениям и знает, что новое меню всегда привлекает больше посетителей.

— Вы по вечерам подаете что-нибудь особенное?

— У нас каждое блюдо особенное. Это не центр Сиэтла, Энджела. Мы, местные, готовим по-своему. Папу наши блюда вполне устраивали. Да упокоит Господь его душу. — У мамы задрожал подбородок. Накаленная атмосфера в кухне слегка остыла. — Думаю, нам лучше вернуться к работе. — Она локтем пихнула Миру, и та снова принялась за тефтели.

Энджи поняла, что таким образом ей предлагают катиться отсюда. Она вернулась в пустой зал и увидела Ливви у стойки метрдотеля. Сестра разговаривала с Розой, женщиной, которая еще в семидесятых нанялась к ним работать официанткой. Энджи помахала им и поднялась наверх.

Она остановилась в дверях папиного кабинета и открыла свою душу воспоминаниям. Вот отец сидит за большим дубовым письменным столом, который он купил на аукционе в клубе «Ротари», и сосредоточенно изучает счета.