Онлайн книга «Три чайные розы»
|
Татьяна смотрела на сестру едва ли не с ужасом – разве это ее Маруся? Потухшие глаза, нервные жесты и такие страшные признания… Разрываясь между Влтавой и Мойкой, она, Татьяна, кажется, упустила сестру… – Я полная бездарность, как выяснилось! Тоже мне, Сара Бернар местного разлива! Стоило из-за этого жертвовать любовью! А в сухом остатке – ничего! Ни мировой славы, ни личной жизни! Знаешь, в последнее время у меня чувство, будто я женщина из аттракциона в цирке и меня распиливают. Ужасно больно. Татьяна потрясенно молчала, не зная, что сказать. – «Мир потух. Мир зарезали. Он петух»… Я – петух, которого зарезали! – произнесла младшая сестра. На кухню зашел Юра и с любопытством поглядел на то, как Маша лихо опрокинула рюмку. – Тетя Маруся, не стыдно? Какой пример ты подаешь ребенку? – укоризненно заметила Татьяна. – Ха! Может, он о жизни больше нас с тобой знает! – усмехнулась Маша. – Пьешь как извозчик! – Татьяна забрала коньячную бутылку. – Мать, отстань от нее, – вступил в разговор Юра. – Видишь, плохо человеку! – Разговорчики! Много ты понимаешь! – Татьяна накинулась на сына. – Иди к себе! – Держись, Маша! – уходя, хмыкнул Юра. Когда за ним закрылась дверь, Татьяна призналась: – Знаешь, он меня иногда пугает, такой взрослый парень, умный, все понимает! Чего не скажешь о некоторых великовозрастных дурах! Ну, что ты вбила в голову? Ты прекрасная актриса! Божьей милостью актриса! Маша вздохнула: – Есть такая поговорка: «Делаешь хорошо – получится хреново». Вот я все вроде делаю хорошо, а выходит один черт хреново. Потому что надо не просто хорошо, а отлично! Делать невозможное, играть гениально, лучше всех, только тогда, может, и получится неплохо. – На разрыв? – Вот именно! Татьяна потянулась к кухонному шкафчику за чаем и наткнулась на порядком опустошенную упаковку ярких оранжевых таблеток. – Что это? Маша хихикнула: – Веселые таблетки! Выпьешь, и наплевать на все! Антидепрессанты! Татьяна возмутилась: – Ты совсем сдурела? Маша пожала плечами: – Да брось, Таня, уверяю тебя, бывает хуже! Честно-честно! Я столько навидалась: спившихся, на игле, на кокаине, на мухоморах всяких – я ж в этом мире богемном вращаюсь, чему удивляться! – Она жеманно добавила: – Я вся такая на допингах! Татьяна голосом, звенящим от ярости, отчеканила: – Чтобы я больше об этом никогда не слышала. Ты меня поняла? Маша даже испугалась – такой сестру она никогда не видела. Она испуганно пискнула: – Ладно… Поняла… – Не сметь распускаться! Твоей слабости нет оправданий! Что бы сказала бабушка! Хватит! Завтра ты пойдешь в театр и начнешь работать! И больше никакого нытья! * * * Ранней весной Полина заболела. Ее великолепное тело, которое она по старой балетной привычке никогда не жалела и подвергала сверхнагрузкам (относясь вообще к физической боли с презрением), вдруг перестало ей подчиняться. Она чувствовала усталость, недомогала и даже несколько раз была вынуждена отменить уроки в балетной студии из-за плохого самочувствия. Полина объясняла нездоровье запущенной зимней простудой и надеялась, что все пройдет само собой. Однако лучше не становилось, а вскоре к общей слабости добавились странные приступообразные боли. Однажды в студии она встала к станку, чтобы размяться перед занятиями, подняла ногу и вдруг согнулась пополам, потому что внутри ее словно бы что-то взорвалось, и это была такая боль, что невозможно выдержать. Полина упала на пол; приступ продолжался несколько минут, показавшихся ей дурной вечностью. Когда она пришла в себя и смогла встать, все тело было покрыто испариной. Полина почувствовала сосущий страх, который начинался где-то под ложечкой и который потом (очень быстро) заполнил каждую клеточку тела. Через несколько дней болевой приступ повторился. Она стала плохо выглядеть – была слишком бледная и похудела так, что при ее всегдашнем весе в пятьдесят килограмм это смотрелось уже как болезненная худоба. Вскоре на ее нездоровье и внешний вид обратил внимание муж. – Полиш, ты у меня прямо спишь на ходу! Вялая, будто сонная муха, – встревожился Данилов. – И совсем худенькая, как девчонка. Давай-ка мы тебя обследуем. Полина нахмурилась: – Фу! Из меня будут выкачивать кровь и заставлять писать в пробирку?! – Никто тебя заставлять не станет! Пройдешь обследование в моей больнице, я обо всем договорюсь. Пользуйся моим служебным положением! …Служебное положение, да, он и узнал обо всем первым. – Иван Петрович, вы сами врач… Все понимаете… Заведующий отделением протянул Данилову результаты обследования Полины, избегая смотреть ему в глаза. Он взял заключение в руки, прочитал. – Это вот что ты сейчас мне хочешь сказать?!! – крикнул Данилов. Голос сорвался… – Что никакой надежды?! …Вернувшись домой, он сказал ей отрывисто и сухо: – У тебя малокровие. Низкий гемоглобин. Конечно, пустяки, чушь собачья, но придется подлечиться. – Ооо, – усмехнулась Полина, – неужели все так серьезно? – Господи, о чем ты говоришь, – вскинулся Данилов, – я же сказал – совершенные пустяки! Не о чем беспокоиться! – Понятно, – кивнула она, – значит, серьезно. По распоряжению Данилова Полину положили в отдельную палату и обеспечили ей лучший уход. В этой палате она провела март и апрель… …Муж сам делал ей уколы и подолгу сидел у ее кровати, держа за руку, словно стараясь удержать, не отпустить, никому не отдать. Данилов ничего не замечал: ни собственной усталости от хронической бессонницы (узнав о болезни жены, он перестал нормально спать – своеобразная реакция организма на сильный стресс), ни сочувственных взглядов коллег, ни красных от слез глаз медсестры, шептавшей подружке: «А любовь-то у них, Нинка, какая!» – для него весь мир будто перестал существовать; ничто, кроме Полины, больше не имело смысла. Его огромное, в полмира, горе вытеснило прочие смыслы, а также прочие чувства, обиды и страхи из прошлого. Иван задыхался от отчаяния, думая о том, что за свою врачебную практику спас сотни жизней, а теперь, когда речь идет о жизни, которая для него дороже его собственной, сделать ничего не в силах. А еще он не мог избавиться от чувства вины, порожденного опасными мыслями: что, если бы он отпустил ее и Полина ушла бы к Климову, уехала с ним в Америку?! Возможно, тогда все было бы по-другому, и не случилось ее болезни и… смерти?! Однажды он не сдержался и поделился с женой сомнениями. |