Онлайн книга «Желтый пес»
|
Когда аптекарь умолк, остальные зашептались. Жан Сервьер поднялся первым и нахлобучил шляпу. — Все это хорошо, но я человек женатый, и мадам Сервьер ждет меня… До скорого, комиссар!.. Ле-Поммерэ прервал свою прогулку по залу. — Подождите меня, я тоже иду обедать… Ты остаешься, Мишу? Доктор только пожал плечами. Аптекарю очень льстило играть первую скрипку. Мегрэ услышал, как он говорил хозяину: — …разумеется, необходимо взять анализ содержимого всех бутылок!.. И раз здесь есть представитель полиции, он может мне это предписать!.. На стойке и на шкафу стояло не меньше шестидесяти бутылок разных аперитивов и ликеров. — Ваше мнение, комиссар? — Пожалуй… Это не мешает… Аптекарь был маленький, тощий и нервный человечек. Он делал движений в два раза больше, чем это было нужно. Принесли корзинку, чтобы сложить в нее бутылки. Аптекарь позвонил в кафе Старого города и попросил передать своему помощнику, чтобы тот явился немедленно. С непокрытой головой, он озабоченно бегал между гостиницей и прилавком своей аптеки, перетаскивая бутылки, и еще успевал перекинуться словечком с зеваками, собравшимися на тротуаре. — А я? — застонал хозяин. — Что будет со мной, если у меня заберут все напитки?.. Обедов и так никто не заказывает… Вы будете обедать, комиссар?.. Нет? А вы, доктор? Или вы пойдете домой? — Нет. Моя мать в Париже, а служанка в отпуске… — Значит, вы будете ночевать у нас?.. Шел дождь. Черная грязь покрыла улицы, и ветер сердито трепал занавеси на окнах. Мегрэ пообедал в столовой гостиницы. Через два столика от него с похоронным видом ел доктор. Сквозь зеленые стекла виднелись лица любопытных, иногда они прилипали к окну. Официантка отлучилась на полчаса — наверное, тоже обедала. Затем она появилась на своем обычном месте возле кассы и оперлась на нее локтем, перебросив полотенце через руку. — Дайте-ка мне бутылку пива! — сказал ей Мегрэ. Пока он пил, он ощущал на себе внимательный взгляд доктора. Тот, казалось, ожидал признаков отравления. Жан Сервьер больше не показывался, как и обещал, Ле-Поммерэ тоже. Кафе опустело, никто не рисковал заходить в него, а тем более пить. На улице клятвенно заверяли, что бутылки отравлены все до одной. — Хватило бы, чтобы умертвить весь город!.. Со своей виллы на Белых песках позвонил мэр. Он хотел точно знать, что происходит. Последовал неопределенный ответ, и вновь воцарилось унылое молчание. Доктор Мишу сидел в углу и просматривал газеты. Официантка застыла на месте. Мегрэ невозмутимо курил. Время от времени в кафе заглядывал хозяин — хотел, видимо, удостовериться, что новой трагедии не случилось. Городские часы исправно отзванивали положенное время, на улице затихли шепот и шаги любопытных. Слышались лишь монотонные жалобы ветра да шум дождя, стучавшегося в окна. — Вы ночуете здесь? — спросил у доктора Мегрэ. Его громкий голос прозвучал так неожиданно, что доктор и официантка вздрогнули. — Иногда… Я живу с матерью в трех километрах от города, в огромной пустой вилле… Мать уехала на несколько дней в Париж, а служанка отпросилась в деревню, у нее женится брат… Доктор встал и после небольшой паузы сказал поспешно: — Доброй ночи! Он поднялся по лестнице на второй этаж. Слышно было, как он вошел в комнату, расположенную как раз над комнатой Мегрэ, как упали на пол снятые башмаки. В кафе не осталось никого, кроме комиссара и официантки. — Поди-ка сюда, — сказал Мегрэ, откидываясь на спинку стула. Официантка подошла и остановилась перед ним. Ее поза, ее движения казались заученными. — Присядь… Сколько тебе лет? — Двадцать четыре… Она была как-то преувеличенно скромна. Вечно опущенные глаза, бесшумная, скользящая походка, желание быть незаметной и привычка вздрагивать при каждом окрике — все это вполне вязалось с внешностью замарашки, запуганной и забитой. И все же в ней чувствовалась гордость, которую она всячески старалась подавить. Малокровная и плоскогрудая, она была почти полностью лишена женской соблазнительности. И тем не менее что-то неясное, болезненное и унылое привлекало в ней. — Что ты делала раньше, до этого кафе? — Я сирота… Мой отец и брат погибли в море, на барке «Три волхва»… Мать умерла давно. Я работала продавщицей в писчебумажном магазине на Почтовой площади… Почему у нее такой тревожный взгляд? — У тебя есть дружок?.. Она молча отвернулась. Не спуская глаз с ее бледного лица, Мегрэ курил, медленно потягивая пиво. — Наверное, клиенты пристают к тебе… Особенно постоянные, вроде тех, что сейчас ушли отсюда… Они бывают здесь каждый вечер и любят красивых девушек… Ну-ка, признавайся! Который из них? Побледнев еще больше, она прошептала с усталой гримасой: — Да нет… Никто… Разве только доктор… — Вот как… Ты живешь с ним? Она доверчиво посмотрела на него. — Нет. Когда он здесь ночует, он требует, чтобы я оправляла ему постель… Давно уже Мегрэ не приходилось выслушивать такой лаконичной исповеди. — Он делал тебе подарки? — Раз или два, когда уговаривал меня, чтобы я пришла к нему в свой свободный день… В последний раз это было позавчера… Он пользуется тем, что мамаша уехала… У него много женщин… — А мосье Ле-Поммерэ? — То же самое… Правда, у него я была только один раз, и то давно… Я пришла, а у него уже была девушка с консервной фабрики… И я ушла… Эти господа меняют девушек каждую неделю… — А мосье Сервьер? — Мосье Сервьер человек женатый, он совсем другое дело… Он ездит кутить в Брест. А здесь он только шутит да иногда ущипнет меня мимоходом… Дождь не прекращался. Где-то очень далеко выла сирена корабля, разыскивавшего в тумане вход в порт. — У вас всегда такая тоска? — Что вы! Это зимой господа остаются одни и скучают. Только иногда разопьют бутылочку с каким-нибудь коммивояжером… А летом здесь полно приезжих. Наши господа гуляют с ними, пьют шампанское, ездят по богатым виллам… Летом здесь много машин, много красивых женщин, и мы сбиваемся с ног. Вместо меня в кафе работают три официанта, а я сижу в погребе и отпускаю вино… Чего она ждала, чего искал ее тревожный взгляд? Она сидела в неудобной позе, на краешке стула, готовая вскочить по первому сигналу. Прозвучал жиденький звонок. Эмма посмотрела на электрическое табло, помещавшееся над кассой, и перевела глаза на комиссара. — Вы позволите? |