Онлайн книга «Отпуск Мегрэ»
|
– Она видела вашего собеседника? – Не знаю… Может быть, но это не имеет значения. – А вы еще долго оставались с ним? – Около четверти часа. Он просил у меня прощения, обещал, что не будет искать встреч с Одеттой. Говорил, что убьет себя… – И вы заставили его написать? – Да. – Под каким предлогом? Некоторое выражение удивления, даже упрека, появилось во взгляде Беллами, которого раздражало то, что он не находит в собеседнике полного понимания. – Да не нужен был никакой предлог! Я полагаю, сначала он вообще не знал, что писать. – Вы унесли открытку с собой? – Да. – И все время были одеты в смокинг? – Да. – В какой же момент вы… – Как раз, когда он кончил писать. Я взял открытку и убрал ее подальше. Он сделал это, чтобы не забрызгать открытку кровью! – Я усадил его на свое место. Он все еще держал ручку. Стоя сзади и выбрав момент, я воспользовался ножом с серебряной рукояткой для разрезания бумаг. Все это очень просто, месье Мегрэ. Все равно он не мог и не должен был жить, не так ли? Особенно после признаний, которые я у него вырвал. Только теперь губы его дрогнули, но комиссар больше в нем не ошибался. – Он упал на паркет. Я это предвидел. Время у меня было. Опять послышался шорох за дверью. Я ее приоткрыл. Моя свояченица могла видеть только ноги. «Что случилось?» – воскликнула она. – «Мой клиент упал в обморок, вот и все». Не знаю, поверила ли она мне. Во всяком случае, до конца не должна была поверить. Но мое объяснение звучало правдоподобно. И, как видите, я был прав, говоря, что у вас нет никаких доказательств, чтобы обвинить меня. Считаю, что вам бы даже не удалось отыскать тело… – В конце концов его бы нашли. – Я потратил часть ночи, чтобы заставить его исчезнуть и чтобы уничтожить следы. Вышел опустить в почтовый ящик письма, которые лежали у него в кармане. Письмо к родителям. И еще одно к хозяину… – И чтобы переслать открытку своей теще. – Совершенно верно. – Какова же была реакция вашей жены на следующий день, когда она очнулась от искусственного сна? – Я ничего ей не сказал. А что-либо спрашивать у меня она не осмелилась. – И вы приходили каждый день, чтобы взглянуть на нее? – Да. – И ничем себя не выдали? – Нет. Она чувствовала себя очень разбитой и подавленной. Я велел ей оставаться в постели. – А сами отправились на концерт со свояченицей? – Я ничего не менял в наших привычках. – Как вы рассчитывали поступать дальше? – Не знаю. – Когда Лили обнаружила нож? – Ну конечно же это она! – воскликнул Беллами. – А я-то все себя спрашивал, что вас натолкнуло на след. Я ведь знал, что ваша жена лежит в клинике, где находилась и Лили. – Случилось так, что она заговорила в бреду. – И она говорила о ноже? – О ноже с серебряной рукояткой. – Она обвиняла меня? Он был поражен и шокирован. – Напротив, она вас защищала. Кричала монахине, что вас не должны арестовывать, что чудовище – ваша жена. – Ах! – Она также произносила ругательства, которые сестры отказались мне повторить. Очень грубые ругательства, кажется. – Это должно подтвердить вам то, что я рассказывал. – И тут же, не выдержав, он полюбопытствовал: – Вам об этом рассказала сестра Мари-Анжелика? – Да. Я понял, что в автомашине, где вы находились вдвоем со свояченицей, она обнаружила какой-то признак, какое-то свидетельство или улику. Скорее всего, нож. – Верно. Странно было наблюдать за ним, трезво и сторонне разбирающим свой случай как проблему, которая касалась как бы совсем не его. Мегрэ же прислушивался к малейшему шуму в доме, как бы отсчитывая минуты, в течение которых они разговаривали просто как двое мужчин. – Видите, какие смешные моменты могут иметь важное значение, сыграть решающую роль… Я уничтожил все следы. Не оставалось ни одной улики против меня. Ничего, кроме этого ножа, который я потом вытер и положил на место на своем столе. Почему? Потому что у меня такая привычка, потому что мне нравится форма его рукоятки. А может, еще и потому, что я привык видеть его здесь и машинально крутил в руках во время консультаций. На другое утро, увидев его, я нахмурился, ибо он напомнил о некоем жесте с моей стороны. Тогда я завернул его в носовой платок и сунул в карман. Несколько позже сел в машину, но нож мне мешал, и я переложил его в отделение для перчаток справа от доски с приборами управления. Я уже и думать о нем забыл, когда Лили при возвращении с концерта из Ла-Рош открыла это отделение, чтобы достать спички. Она схватила платок и развернула. Я увидел ее с ножом в руке, глядящую на меня полными ужаса глазами. Конечно, она вспомнила ноги, увиденные в кабинете для консультаций накануне. А может, она все знала раньше? Может быть, даже заподозрила свою сестру? Я сделал движение, чтобы забрать у нее нож. Не вызвало ли это у нее подозрения? Не думаю. Просто она повиновалась безрассудному импульсу. В тот момент, когда я уже взялся за лезвие ножа, она его отпустила и открыла дверцу. Ее, поверьте мне, вовсе не нужно было убивать. – В это я верю. – А потом уже из-за вас я вынужден был защищаться. Мегрэ медленно проговорил: – Защищать что? – Не свою голову, конечно. Вы это, должно быть, чувствуете. Даже не свою свободу. Мне хотелось, чтобы вы это поняли. С другими об этом даже и вопрос не вставал. Я сразу же прекратил борьбу, но не из опасности, не потому, что вы где-то рядом с истиной, а потому, что понял: нужны будут еще и еще жертвы, их понадобится очень много. Опять его губы задрожали, но на комиссара это больше не производило впечатления. – Жертвы, включая меня? – Может быть. – Но вас остановила не жалость. – Нет, не жалость. У меня больше ее нет. Все это звучало довольно бессвязно, но, глядя на него, комиссар подумал, что видит перед собой человека, лишившегося внутреннего стержня, опустошенного. |