Онлайн книга «Таких бедолаг не убивают»
|
– Благодарю вас, мадемуазель. – Вы с ней будете об этом говорить?.. – Пока еще не знаю… Скажите, пожалуйста, вам не случалось видеть отца в обществе какого-нибудь другого человека? – Никогда. – Он никогда не давал вам никакого адреса? – Мы всегда встречались где-нибудь около Сены, у Нового моста или у моста Искусств. – Последний вопрос: во время этих встреч он бывал одет так же, как обычно, то есть в ту же одежду, которую носил у вас дома, на улице Де-Дам? – Однажды, это было только один раз, недели две назад, он пришел в сером костюме, которого раньше я на нем не видела, потому что дома он никогда в нем не появлялся. – Благодарю вас… Вы, разумеется, ни с кем об этом не говорили? – Ни с кем. – А нет у вас дружка где-нибудь по соседству? – Клянусь вам… Он был доволен, хотя причин для этого не было: дело не только не прояснялось, но, наоборот, запутывалось. Возможно, он был рад, что интуиция не подвела его и ночная догадка подтвердилась? А может быть, причина была в том, что он уже «заболел» своим беднягой Трамбле, который столько лет умудрялся водить за нос эту зловеще унылую Жюльетту и скрывать от нее свою вторую жизнь? – Люка, вели войти этому господину… Теодор Жюсьом, продавец птиц с Луврской набережной в Париже. – Я пришел в связи с фотографией… – Вы узнали убитого? – Еще бы, мосье. Он был одним из моих лучших клиентов… И вот приоткрылась еще одна сторона жизни Мориса Трамбле. Не реже раза в неделю он заходил в лавку Теодора Жюсьома и просиживал там целые часы, слушая пение птиц. Его страстью были канарейки. Он покупал их во множестве. – Я продал ему не меньше трех больших вольеров. – Вы отвезли их к нему на дом? – Нет, мосье. Он увозил их сам, в такси. – А его адреса вы не знали? – Я не знал даже его фамилии. Он просил называть его мосье Шарлем. Так все его и звали, не только мы с женой, но и наши продавцы. О, это был ценитель, истинный ценитель. Я никогда не мог понять, почему он не показывает своих канареек на конкурсах. Некоторые из них отлично пели и могли бы завоевать не один приз, уверяю вас, это были бы первые призы… – Как, по-вашему, он был человеком богатым? – Богатым? Нет, мосье… Обеспеченным… В нем не было заметно скупости, но счет деньгам он знал… – В общем, человек вполне положительный? – Превосходный человек, и клиент, каких у меня не много… – Он никогда не приходил к вам еще с кем-нибудь? – Никогда… – Благодарю вас, мосье Жюсьом… Но мосье Жюсьом не уходил. – Есть одно обстоятельство, которое меня занимает и несколько даже беспокоит… Если верить газетам, то в квартире на улице Де-Дам нет никаких птиц. Если бы канарейки, которых он покупал у меня, находились там, об этом, разумеется, не преминули бы написать, не правда ли? Их было у него никак не меньше двух сотен, а ведь это не каждый день… – Иначе говоря, вы опасаетесь, что они… – …Да, находятся в таком месте, где теперь, когда нет мосье Шарля, о них некому позаботиться… – Хорошо, мосье Жюсьом, я обещаю: если нам удастся разыскать их, мы вас об этом тотчас поставим в известность, и вы сможете позаботиться о них должным образом, если, конечно, не будет поздно. – Благодарю вас… Это, главным образом, моя жена тревожится… – До свидания, мосье Жюсьом… Дверь закрылась. – Ну-с, дружище Люка, что ты обо всем этом думаешь? Заключения экспертов получил? – Только что принесли… Прежде всего заключение судебно-медицинского эксперта. Из объяснений доктора Поля следовало, что смерть Трамбле была делом чистой случайности. Сорок строк медицинских терминов и рассуждений, в которых комиссар ничего не смыслил. – Алло, доктор Поль?.. Не будете ли вы любезны объяснить мне, что вы хотели сказать в своем заключении? – Что, собственно, пуля не должна была проникнуть в грудную клетку убитого, потому что обладала для этого недостаточной пробивной силой, и что, не угоди она каким-то чудом в тонкую мышечную ткань между ребрами, она никогда не достигла бы сердца и не могла бы причинить ранения, опасного для жизни. Ему просто не повезло, вот и все! – заключил доктор Поль. – Нужен был известный угол прицела… И чтобы он сидел именно в такой позе… – Вы полагаете, что убийца учел все это, когда целился? – Я полагаю, что убийца – болван… Болван, который, быть может, стреляет и не совсем уж плохо, раз он сумел застрелить вашего Трамбле, но который никогда не сумел бы прицелиться так, чтобы пуля попала именно в сердце… По-моему, он вообще слабо разбирается в огнестрельном оружии… Это подтвердил также и Гастин-Ренетт, эксперт по оружию. Согласно его заключению, пуля была от пневматического ружья, какими пользуются в ярмарочных тирах, свинцовая, трехмиллиметровая. Любопытная деталь: убийца тщательно отточил пулю, чтобы сделать ее более острой. Когда Мегрэ обратился за разъяснениями, эксперт ответил: – Да нет, ее убойная сила от этого нисколько не увеличилась. Наоборот. Проникая в тело, закругленная пуля причиняет больше вреда, чем остроконечная. Человек, сделавший это, несомненно, воображал, будто он придумал что-то очень умное, в действительности же он в огнестрельном оружии ничего не смыслит. – В общем, дилетант. Где-нибудь, наверно в детективном романе, вычитал что-то такое и понял как раз наоборот. Вот и все, что удалось установить к одиннадцати часам утра на другой день после убийства Мориса Трамбле. На улице Де-Дам Жюльетта металась между своими повседневными делами и новыми заботами, которые принесла с собою смерть главы семьи, к тому же еще смерть насильственная. В довершение всех бед с утра до вечера ее осаждали газетчики, а на лестнице подкарауливали сидевшие в засаде фоторепортеры. – Что нужно было от тебя этому комиссару? – Ничего, мама… – Ты говоришь неправду… Все и всегда говорят мне неправду… Даже твой отец и то лгал мне, обманывал меня целые годы… Слезы текли у нее ручьем, она всхлипывала, шмыгала носом и продолжала говорить, суетиться по хозяйству, раздавать тычки детям, которых нужно было успеть к завтрашнему дню, для похорон, одеть во все черное. Где-то двести голодных канареек ждали, когда их накормят. И, обращаясь к Люка, Мегрэ со вздохом сказал: |