
Онлайн книга «"А Фелисити-то здесь!"»
— Выпьем по рюмочке? Он берет из буфета в столовой графин, в котором еще осталось вино, наполняет две рюмки, останавливается на пороге, лицом к саду. — За твое здоровье… Послушайте, Фелиси, детка… Она уже спустилась, надев передник, и проверяет, не устроили ли люди из Отдела установления личности беспорядка на кухне. — Будьте так любезны, приготовьте чашку кофе моему другу… Мне надо сходить в «Золотой перстень», но я оставлю с вами бригадира, он будет охранять вас… До вечера… Он ожидал этого недоверчивого, пугливого взгляда. — Уверяю вас, я иду в «Золотой перстень»… Это правда, но он остается там недолго. Так как в Оржевале нет такси, он просит механика Луво свезти его в Париж на грузовичке. — На площадь Терн… Поезжайте по улице Фобур-Сент-Оноре… Когда он вошел в ресторан, там уже никого не было, и гарсон, вероятно, спал где-нибудь в соседнем помещении, потому что он появился, зевая, со всклокоченными волосами. — Вы знаете, где живет господин, которому вы сегодня передали записку от сопровождавшей меня дамы? Этот дурак думает, что перед ним ревнивец или разгневанный отец. Он отрицает, смущается. Мегрэ показывает ему свое удостоверение. — Я не знаю его фамилии, уверяю вас… Он работает здесь поблизости, но вряд ли он здесь живет, потому что бывает у нас только днем… Мегрэ не хочется ждать до завтра. — Вы не знаете, чем он занимается? — Постойте… Однажды я слышал, как он разговаривал с хозяином… Пойду посмотрю, здесь ли хозяин… Решительно весь дом погружен в послеполуденный сон. Хозяин появляется без воротничка, отводит рукой растрепанные волосы. — Номер тринадцатый? Он работает по кожевенному делу… Он как-то говорил мне об этом, не помню уж, по какому поводу… Он служит в одной фирме, на улице Ваграм… С помощью справочника Боттена комиссар быстро обнаружил фирму Желле и Мотуазона — импорт-экспорт кожевенных изделий — на проспекте Ваграм, 17-бис. Он едет туда. В конторе, сумрачной изза зеленоватых оконных стекол, на которых изнутри можно прочесть в зеркальном изображении фамилии владельцев, стрекочут пишущие машинки. — Вам, наверное, нужен мсье Шарль… Подождите… Его ведут через лабиринт коридоров и лестниц, где пахнет сыростью, до каморки на самом верху, на дверях которой написано: «Заведующий хозяйством». Это, конечно, мсье номер тринадцать. Он сидит здесь, еще более серый, в длинной серой куртке, которую он надевает во время исполнения своих обязанностей. Видя, что Мегрэ проник в его убежище, в его святая святых, он подскакивает. — Что вам угодно, мсье?.. — Из уголовной полиции… не пугайтесь… Я только хочу кое о чем спросить вас… — Не понимаю… — Нет, мсье Шарль… Вы очень хорошо понимаете… Покажите мне, пожалуйста, записку, которую вам сегодня передал гарсон. — Клянусь вам… — Не клянитесь, иначе мне придется тут же арестовать вас за соучастие в убийстве… Тот шумно сморкается, и это не только для того, чтобы выиграть время, — у него хронический насморк: потому-то он и носит теплое пальто и кашне. — Вы ставите меня в такое положение… — Гораздо менее затруднительное, чем вы сами поставите себя, отказываясь отвечать мне откровенно… Мегрэ нарочно повышает голос: мадам Мегрэ в таких случаях говорит, что он представляется жестоким, и ее это всегда забавляет, потому что она знает его лучше, чем кто-либо. — Видите ли, мсье комиссар, я не думал, что мой поступок… — Покажите мне сначала записку… Вместо того чтобы вытащить ее из кармана, мсье Шарль принужден влезть на стремянку, чтобы достать записку с самой верхней полки, где он спрятал ее за кипами бланков. Он достает оттуда не только этот документ, но и револьвер; он держит его осторожно, как человек, который страшно боится оружия. «Ради бога, не говорите ничего, никогда, ни под каким предлогом. Бросьте в Сену, вы сами знаете что. Это вопрос жизни и смерти». Мегрэ улыбается, читая эти последние слова, в них вся Фелиси. Ведь то же самое она сказала и Луво, шоферу из Оржеваля. — Когда я заметил… — Когда вы заметили, что у вас в кармане пальто лежит это оружие, не так ли?.. — А вы знаете? — Вы только что перед тем сели в метро… Вы были вплотную прижаты к молодой женщине в глубоком трауре, и в тот момент, когда она приближалась к выходу, вы почувствовали, что вам в карман суют какой-то тяжелый предмет. — Я понял это только погом. — Вы испугались… — Я никогда в жизни не пользовался огнестрельным оружием… Я не знал, заряжен ли он… Я и сейчас этого не знаю… К ужасу заведующего хозяйством, Мегрэ вынимает из револьвера обойму, в которой не хватает одной пули. — Но раз вы помните девушку в трауре… — Сначала я хотел пойти и сдать это… этот предмет в полицию… Мсье номер тринадцатый смущается. — Вы чувствительный человек, мсье Шарль. Женщины производят на вас впечатление, не правда ли? Бьюсь об заклад, что у вас в жизни было немного приключений… Раздался звонок. Старик с ужасом смотрит на сигнальную доску, висящую у него в кабинете. — Это меня вызывает хозяин… — Идите… Мне уже все ясно… — Но эта девушка?.. Скажите… Она и в самом деле?.. Глаза Мегрэ на секунду помрачнели. — Это мы еще увидим, мсье Шарль… Поторопитесь… Ваш хозяин уже теряет терпение… Снова раздался звонок, на этот раз требовательный. Немного позже комиссар бросает шоферу такси: — К оружейнику Гастин-Ренет! Так, значит, в течение трех дней, чувствуя, что за ней следят, зная, что дом и сад будут прочесаны насквозь, Фелиси прятала револьвер у себя на груди! Он представляет ее себе на сиденье грузовичка. На дороге все-таки попадаются машины. За их автомобилем, быть может, следят. Луво заметит движение ее руки. Лучше в Париже… У заставы Майо за ней начинает следить инспектор. Чтобы было время подумать, она входит в кондитерскую и наедается пирожными. Рюмку портвейна… Она, быть может, и не любит портвейна, но это такая же роскошь, как виноград и шампанское, которые она снесла в больницу. Метро… В этот час там слишком мало народу… Она ждет… Инспектор здесь, он не сводит с нее глаз… Шесть часов, наконец-то… Толпа, наводняющая поезда, пассажиры, прижатые друг к другу, это самим богом посланное пальто с оттопыренными карманами. Жаль, что Фелиси не может видеть Мегрэ, пока такси везет его к эксперту-оружейнику. Быть может, она хоть на секундузабыла бы свой страх и преисполнилась бы гордостью, прочтя восхищение на лице комиссара. |