Онлайн книга «Клиника жертвы»
|
Вздохнув, Нейман отправился на кухню готовить чай. Да уж, никто не относится так небрежно к своему здоровью, как медики! Самый бесстрашный подводник, получив травму в ДТП, сразу укладывался в госпиталь страдать, даже если дело касалось сломанного пальца. То же при малейших признаках простуды. А врачи выходят на смену с температурой тридцать восемь, с давлением, чуть ли не с инфарктом… Может, настоящий профессионал никогда не верит в то, чем он занимается? Попы высокого ранга не верят в бога, юристы – в закон, доктора – в медицину… Может, нельзя верить в то, чем зарабатываешь, и зарабатывать тем, во что веришь? Размышляя подобным образом, Нейман обнаружил на уютной кухне милый старинный подносик. Поставив на него кружку с чаем и бутылочку йогурта, он специальным лакейским шагом вернулся в комнату. – Вы так заботитесь обо мне, капраз! – улыбалась Кристина. – Вы совсем на меня не злитесь? – Нет. – Так я и думала! – Она потянула его за руку, вынудив сесть рядом. – А ведь вы мне очень нравитесь, если честно! Я просто в вас влюбилась! Давно еще, когда о ваших чувствах не было и речи! Вы мне один раз приснились, будто я с вами целовалась, представляете? Он посмотрел на нее: Кристина будто светилась. От нее шел поток доверия, симпатии и удовольствия от собственной смелости. – Это был такой сон! – Кристина, – он взял ее за руку, – вы уверены, что хотите, чтобы я это слышал? – Уверена! Чего там замолкать на самом интересном месте! Я помню, во сне это был такой покой… Умиротворение… – Тогда, может быть… – Нет, не может! Не может, дорогой Владимир Валентинович! Сон – это сон, а жизнь совсем другое дело! И чем лучше нам будет вначале, тем больнее станет потом! – Да почему нам должно стать больно? – Потому! Вы же знаете песню про два одиночества. Если мы сейчас станем ломать свои жизни, чтобы построить одну общую, то останемся каждый при своих руинах. Лично я не желаю так рисковать. – Но, Кристина… – Нет! Я не хочу привязываться к вам так, чтобы потом отрывать вместе с собственным сердцем! Ясно? – Яснее некуда. Она вдруг снова заулыбалась: – А хотите, один разок поцелуемся? Как в моем сне? Просто узнаем, как могло бы быть. Нейман покачал головой: – Нет, Кристина. Что могло бы быть, этого никто знать не должен. – Да, вы правы, – рассмеялась она. – Не будем трогать хрустальную мечту грубыми лапами реальности. Она не стала брать больничный. Выходные пролежала в постели под патронажем Владимира Валентиновича, который, несмотря на вопли протеста, все же купил специальные витамины для нервной системы, пирацетам и противоотечные. Нарочитая веселость прошла первым же вечером, но, кажется, Кристина не жалела, что наболтала лишнего. Хлопоча у нее по хозяйству, Нейман чувствовал не только всей душой, но и какими-то более примитивными устройствами организма, что ей с ним так же хорошо, как и ему с ней. А раз она призналась, что он будоражит ее как мужчина… Да, он принял ее отказ, но он его не понимал! И против собственной воли смотрел на него как на детское упрямство. В понедельник Дора пришла в сознание, врачи ходили довольные и гордые, но на все вопросы о прогнозе отвечали медицинским термином «тьфу-тьфу-тьфу!». Глеб не говорил жене, в чем его подозревают, не хотел волновать, да, похоже, на радостях это обстоятельство изгладилось из его памяти. Однако следователь явился, как только узнал, что с Дорой можно разговаривать. Когда ей сообщили, что Глеб считается виновником ее травмы, хохот потряс реанимацию. Отсмеявшись, Дора категорически заявила, что упала сама и только сама. На самом деле, хоть она и не запомнила деталей, силуэт мужчины в синей куртке, внезапно появившегося на ее собственной кухне и напавшего на нее, всплыл в Дориной памяти. Несмотря на перенесенную травму, она быстро сообразила: Глеб будет числиться подозреваемым, пока не найдут истинного виновника. А вдруг его никогда не найдут? Кристина заглянула в шоферскую комнату. Нейман, отдыхавший на кушетке, поспешно вскочил. – Лежите, капраз! Я просто удивилась, отчего вы не дома, ведь ваша смена закончилась четыре часа назад. Он засмеялся: – Знаете, у меня теперь не дом, а Ноев ковчег. В моей спальне Лариса, в холле – Артур, а я в кухне принимаю форму уголка. – Лариса живет у вас? – удивилась она. – Разве вы не знали? – в свою очередь, удивился Нейман. – Значит, она все-таки ушла от мужа. Как же я рада за нее! Помните, я вам рассказывала про свое несостоявшееся замужество? Так вот: моим женихом был Игорь. И когда я познакомилась с Ларисой, все время чувствовала… не вину, конечно, а ответственность за нее, что ли… Но я же не могла ей навязываться, сами понимаете. Знаете, капраз, вам незачем больше мучиться. Пусть Лариса переезжает ко мне. – Думаю, она не обрадуется, – улыбнулся Нейман. – Она, наверное, переедет, но не обрадуется, это факт. – Неужели я такая страшная в быту? – О нет, дело не в этом… – А в чем же? Он молча возвел глаза к потолку. – Уж не хотите ли вы сказать, – Кристина засмеялась, – что Лариса и этот ваш дуболом… – Все к тому идет. – Знаете что? А тогда вы ко мне переезжайте! – Это только через загс. Она фыркнула. – Я серьезно, капраз. – И я серьезно. Я, Кристина, хочу взять вас с собой в автономное плавание. Наша семья будет как подводная лодка. А подводная лодка – оружие коллективное. Или мы вместе победим, или вместе погибнем. – Поскольку все люди смертны, то, вернее всего, мы с вами сначала победим, а потом погибнем. – Все, что угодно, – сказал Владимир Валентинович и взял ее за руку. – Только не расстанемся. – Не расстанемся. Я согласна, капраз. Это последняя запись. Я открыла форум, чтобы удалить свою исповедь, а потом решила – пусть останется. Пусть останутся эти откровения больного человека, этакий репортаж из-под гнета уныния. Мне казалось, я веду записки для таких же несчастных и я смогу им в чем-то помочь своими болезненными откровениями. Теперь я понимаю, что это был всплеск задавленной гордыни, той самой гордыни, что заставляет женщин выставлять напоказ свои несчастья, грубость и ничтожность своих мужей. Задавленные, замученные, униженные, они предъявляют обществу единственный свой повод для гордости – поистине неисчерпаемое терпение, с которым они выносят бесчеловечное обращение супругов. Вот и я решила получить свою порцию восхищения, хоть и анонимного. Как же, столько лет терплю побои и молчу. Какая я благородная! |