Онлайн книга «Тузы за границей»
|
– Уже поздно, а у нас еще ужин на Tour Eiffel [119] . – Я не пойду. – Как? – Я собираюсь пойти поговорить с Клодом Боннеллом. – С кем? – С Боннеллом! Le Miroir, помнишь? – Зачем? – Потому что он большая шишка в коммунистической партии. Вдруг он сможет раздобыть для меня адрес Андрие? – А что, если ничего не получится? Сигаретный дым кольцом повис в воздухе между ними. – Не хочу об этом думать. – Лучше все-таки подумать, если ты действительно хочешь разыскать этого парня. – И что ты предлагаешь? – Попытайся проследить происхождение веществ, из которых была изготовлена та бомба. Должны же они были где-то их купить. Tax поморщился. – Это долго и нудно. – Да. – Тогда я буду надеяться на встречу с Боннеллом. – Отлично, ты надейся, а я займусь моей идеей с бомбой. Конечно, я точно не знаю, как нам раздобыть эти сведения. Думаю, ты в любой момент можешь отправиться к Рошамбо и прощупать его мозги… Тахион сложил руки домиком перед лицом и устремил задумчивый взгляд поверх них на своего собеседника. – У меня есть идея получше. – Какая? – Да не впадай ты сразу в подозрительность! Вы с Билли Рэем можете поговорить о бомбе с Рошамбо. Скажите, будто считаете, что она предназначалась сенатору – чем черт не шутит, могла и предназначаться, – предложите обменяться информацией. – Может, и сработает. – Джек придавил окурок. – Билли Рэй – туз из министерства юстиции и телохранитель Хартманна. Естественно, он обязан спросить, почему я лезу в это дело. – Просто скажи ему – потому, что ты Золотой Мальчик. В его голосе прозвучало неприкрытое издевательство. Гримерная Боннелла за кулисами в «Лидо» ничем не впечатляла. Сильный запах кольдкрема, грима и лака, забивающий более слабый душок застоялого пота и застарелых духов. Тахион оседлал стул, сложил руки поверх спинки и принялся наблюдать за тем, как джокер накладывает на лицо последние мазки грима. – Можете передать мне воротник? Боннелл застегнул вокруг шеи жесткий гофрированный круг, бросил последний критический взгляд на черно-белый клоунский костюм и повернулся к своему гостю. – Ладно, доктор. Я готов. А теперь расскажите мне, что я могу для вас сделать. – Окажите мне одну услугу. Они говорили по-французски. – А именно? – У вас есть списки с адресами ваших членов? – Полагаю, мы говорим о партии? – О, прошу прощения. Да. – Ответ – да. Есть. Боннелл нисколько ему не помогал. Тахион продолжил неловко продираться вперед. – Вы не могли бы раздобыть для меня один адрес? – Это зависит от того, для чего он вам нужен. – Никаких гнусностей, уверяю вас. Одно личное дело. – Гм. – Боннелл поправил и без того выстроенные безукоризненно стройными рядами баночки и тюбики на туалетном столике. – Доктор, вы берете на себя огромную смелость. Мы с вами встречались всего однажды, и все же вы приходите ко мне и просите предоставить вам сведения личного характера. А если я поинтересуюсь, зачем они вам? – Я предпочел бы не отвечать. – Так я и думал. Боюсь, мне придется вам отказать. Утомление, напряжение и пульсирующая боль в ноге разом накрыли его, как девятый вал. Он уронил голову на руки. Подавил слезы. Задумался о том, чтобы отступиться. Осторожная, но твердая рука взяла его за подбородок и заставила поднять голову. – Это действительно очень много для вас значит, да? – Больше, чем вы представляете. – Так расскажите мне, чтобы я представлял. Неужели вы мне не доверяете? Совсем ни капли? – Я жил когда-то в Париже. Вы давно в компартии? – спросил он ни с того ни с сего. – С тех пор, как только начал разбираться в политике. – Тогда странно, что мы не встретились еще в те давние времена. Я знал их всех. Лену Гольдони… Данель. – Тогда меня еще не было в Париже. Я жил в Марселе, приходил в себя после той веселой жизни, которую мне устроили мои якобы нормальные соседи. – В его улыбке сквозила горечь. – Франция не всегда была так добра к своим диким картам. – Простите. – За что? – Это моя вина. – Исключительно глупая и эгоистичная позиция. – Большое вам спасибо. – Прошлое умерло, погребено, его больше не вернуть. Только настоящее и будущее имеют значение, доктор. – А я считаю, что это глупая и упрощенческая позиция. Тридцать шесть лет назад я приехал в эту страну, сломленный и ожесточенный. У меня был роман с юной девушкой. Теперь я возвращаюсь и обнаруживаю, что оставил в этом городе более постоянный след, чем предполагал. Я стал отцом ребенка, который появился на свет, жил и умер, а я даже не знал о его существовании. Я мог бы упрекнуть за это его мать, и все же, наверное, она поступила мудро. Ибо первые тринадцать лет жизни моей Жизель ее отец был опустившимся пьяницей. Что мог бы я дать ей? Он отошел и остановился, неподвижно глядя в стену. Потом развернулся и прижался спиной к холодной штукатурке. – С ней я упустил свой шанс, но мне даровали еще один. У нее остался сын, мой внук. Он нужен мне. – А его отец? – Он член вашей партии. – Вы говорите, что он вам нужен. Как? Вы хотите украсть его у его отца? Тахион устало потер глаза. Двое суток без сна брали свое. – Не знаю. Я не загадываю так далеко. Все, чего я хочу, – это увидеть его, обнять, взглянуть в лицо моему будущему. Его собеседник хлопнул ладонями по бедрам и поднялся со стула. – C’est bien [120] , доктор. Любой человек заслуживает шанса на то, чтобы взглянуть на пересечение его прошлого, настоящего и будущего. Я найду вам этого человека. – Просто дайте мне его адрес, вам самому нет никакого смысла этим заниматься. – Он может испугаться. Я сумею успокоить его и назначить встречу. Его зовут?.. – Франсуа Андрие. Боннелл записал. – Прекрасно. Значит, я поговорю с этим человеком и тогда позвоню вам в «Риц»… |