Онлайн книга «Танго втроем»
|
– Нам пора возвращаться к ним, – сказала я, глядя на нее взглядом, полным понимания. Я пыталась без слов передать Эльжбете, что ее посыл понят мной правильно. – Иди, я сейчас приду. Я вернулась на репетицию. – Ну и как у нее дела? – спросил режиссер. – Через пару минут придет, – коротко ответила я. – А все-таки какая муха ее укусила? – Женщинам иногда надо отлучиться ненадолго. Актер, игравший одноглазого, усмехнулся: – Анджей, когда столько баб занято в спектакле, нужно иметь в виду, что у них бывают месячные. – В тексте этого нет, какого черта ты влезаешь? Береги силы, дружок, – сказала я. С моей стороны это было жестоко – все в театре знали, что у этого актера проблемы с памятью, он плохо запоминал текст. Причина, как обычно, крылась в чрезмерных возлияниях… или, попросту говоря, в алкоголе. Вернулась Эльжбета, и репетиция пошла своим чередом. На следующей репетиции она подошла ко мне и вручила конверт. Мне даже не пришлось гадать, что находится внутри. Конечно же роман Булгакова. И я не ошиблась. Читала его втайне от Зигмунда, не хотела, чтобы он застал меня за чтением, потому что это действие было направлено против него и против того, как он играет в этой пьесе, а доказательства его вины символично звучали со страниц этой небольшой, но прекрасной книги под названием «Жизнь Мольера». Да-да, Зигмунд ничем не напоминал Мольера. У него не было ни морщин, ни той усталости от жизни, о какой написал Булгаков. Ведь Мольер чувствовал себя усталым, и его новая влюбленность, страсть стала для него непосильным бременем. Он знал, что должен заплатить за это сполна, но пойти на попятную не мог… его любовь к Арманде сродни смерти… А Зигмунд влюбился, будучи полным сил и энергии мужчиной, которому везло в жизни. Он регулярно играл в теннис, без конца мотался на стройку нового дома и вовсю наслаждался мной. И в роли обладателя молодой жены ощущал себя беззаботно… Разве он мог понять этого замученного хлопотами человека, запутавшегося в сетях своей любви к женщине намного моложе себя, которая к тому же могла оказаться его собственной дочерью… А вот Эльжбета сумела понять свою героиню, это становилось заметнее от репетиции к репетиции. Не отдавая себе отчета, мы становились скорее зрителями актрисы, нежели ее партнерами по игре. От сцены исповеди в ее исполнении буквально захватывало дыхание. – Я больна, мой архиепископ, – говорила она голосом тяжелобольного человека. Актер, занятый в роли Шаррона, тоже играл во всю силу – Эльжбета всем нам задавала высокую планку. Шаррон (страдальчески): – Что же, хочешь оставить мир? Мадлена: – Давно хочу оставить мир. Шаррон: – Чем больна? Мадлена: – Врачи сказали, что сгнила моя кровь, я вижу дьявола, и боюсь его. Шаррон: – Бедная женщина. Чем спасаешься от дьявола? Мадлена: – Молюсь. Шаррон: – Господь за это вознесет тебя и полюбит. Мадлена: – А он не забудет меня? Шаррон: – Нет. Чем грешна, говори. Мадлена: – Всю жизнь грешила, мой отец. Была великой блудницей, лгала, много лет была актрисой и всех прельщала. Шаррон: – Какой-нибудь особо тяжкий грех за собой помнишь? Мадлена: – Не помню, архиепископ. Шаррон (печально): – Безумны люди. И придешь ты с раскаленным гвоздем в сердце, и там уже никто не вынет его. Никогда. Значение слова «никогда» понимаешь ли? Мадлена (подумав): – Поняла. (Испугалась.) Ах, боюсь. Наш не особенно одаренный коллега играл духовного отца, исповедника, и одновременно соблазнителя. Он говорил умильно, чтобы вытянуть из Мадлены правду, но за этой умильностью скрывалась угроза. А Мадлена была просто Мадленой. Шаррон (превращаясь в дьявола): – И увидишь костры, а меж ними… Мадлена: – …ходит, ходит часовой… Шаррон: – …и шепчет… зачем же ты не оставила свой грех, а принесла его с собой. Мадлена: – А я заломлю руки, Богу закричу. Шаррон: – И тогда уже не услышит Господь. И обвиснешь ты на цепях, и ноги погрузишь в костер… И так всегда. Значение «всегда» понимаешь? Мадлена: – Боюсь понять. Если я пойму, я сейчас же умру. Лицо Эльжбеты исказило страдание, его черты застыли. Я даже испугалась, не случилось ли что с ней на самом деле. Но, слава богу, все это касалось только ее героини. Мадлена (вскрикивает слабо): – Поняла. А если оставить его здесь? Шаррон: – Будешь слушать вечную службу. Звукорежиссер засмотрелся на главную героиню и не вовремя пустил запись с хором детских голосов, вернее, здорово опоздал с включением, Эльжбета же, шаря руками как во тьме, продолжала: Мадлена: – Где вы, святой отец? Хочу слушать вечную службу… Давно, давно я жила с двумя, с Мольером и с другим человеком, и нажила дочь Арманду, и всю жизнь терзалась, не зная, чья она. Шаррон: – Ах, бедная… Мадлена: – Я родила ее в провинции, уехав на время от Мольера. Когда же она выросла, я привезла ее в Париж и выдала за свою сестру. Он же, обуреваемый страстью, сошелся с ней, и я уже ничего не сказала ему, чтобы не сделать несчастным и его. Из-за меня он совершил смертный грех. Живет, быть может, со своей дочерью, а меня поверг в ад. В этот момент подопечная Зигмунда, студентка, игравшая Риваль, захлюпала носом. Все взоры обратились на нее. – Вы что творите? – резко спросил режиссер. – Вы нам дезорганизуете работу… Девушка расплакалась во весь голос: – Я… я никогда не видела вблизи, чтоб кто-то так играл… – Ох уж эти мне бабы, – махнул рукой режиссер. – Внимание! Работаем! Но не только она восприняла столь эмоционально эту сцену, все мы были потрясены. Впервые Эльжбета играла так самозабвенно. Потом был мой выход. Арманда (входя в исповедальню): – Нет, нет, она сестра моя, сестра. – Я, то есть Арманда, в ужасе защищалась. – Она твоя мать. Ты дочь Мольера и Мадлены, – гремел Шаррон. – Тебе я прощаю. Но сегодня же беги от него, беги. |