Онлайн книга «Парижский десант Посейдона»
|
– Мы в карантине. Они считают нас заразными. – Почему? – Потому что нам вводили какие-то болезни. Сережка захлопал глазами: – Я так думал, что просто отраву... Красавчик иронически хмыкнул: – Подумай башкой! Они же все в комбинезонах были, в масках – наши фрицы-то. Чего они боялись? – Отравы и боялись... Соломон покачал головой: – Это вряд ли. У нас в Одессе был один дядька, военный. Полный георгиевский кавалер, между прочим, – и как его не шлепнули? Он заведовал клубом патриотического воспитания. Гражданская оборона, «Зарница» – это все он устраивал. И все знал про химию, нам много рассказывал. Сам был отравленный хлором. Так вот он говорил, что отравой заразиться нельзя. От человека. Зачем тогда маски? – Может, отрава была в камере, куда нас водили... – И что? Раз специально водили в камеру, то в палате-то ее точно не было... Нам микробов вводили, зуб даю. Остапенко подобрал ноги, сел, обхватил колени тощими ручонками. – Нет, не карантин, – сказал он решительно. – Наши-то без масок – и на лодке, и в самолете, и здесь. Соломон уже успел подумать об этом, но уступать не хотел и хмыкнул: – Для наших свои люди – как мусор... У фрицев иначе, они своих берегут. – Что, и майор – мусор? – Да у нас генералов стреляют пачками! – Иди ты... он-то небось себя мусором не считает. Видел, как он дрожал, когда лодку качало? И про генералов врешь, никто их не трогает... – Никто? А про Тухачевского слышал? – Слышал, – запальчиво отозвался Сережка. – Он был вредитель, враг народа, сам признался... – Спектакль это все! Делал-делал революцию – и вдруг стал вредить? – Может быть, он рехнулся. – Что-то их много рехнулось! А если и спятили, то от чего? Не от хорошей жизни... – Да чем им плохо жилось? У нас председатель был – что твой царь... – Мозги у тебя засохли, – с сожалением констатировал Соломон. – Два и два сложить не умеешь. – А тебя за такое сложение к стенке поставят, – мстительно парировал Сережка Остапенко. – Болван, – откликнулся Красавчик. – От болвана слышу. Оба надулись и долго не разговаривали; Сережка попытался уснуть, но сон не шел. Красавчик сосредоточенно грыз ногти и следил за тараканом, который озабоченно полз по холодной стене. В двери щелкнуло, приоткрылся «глазок». Какое-то время невидимый соглядатай оценивал обстановку; потом из-за двери донеслись приглушенные голоса. Красавчик забыл о ногтях и стал вслушиваться. До него долетали лишь обрывки слов, и только пару раз – предложений. Сережка тоже слушал, но с большим безразличием. Голоса начали удаляться, мешаясь с собственным эхом, и вскоре растворились. Соломон повернулся к другу, нарушил молчание: – Ты успел разобрать? – Не-а, – тот помотал головой. – Бухтели что-то, ни черта не понять. – Я кое-что услышал, – сказал Красавчик. – Они сказали «остров» и еще что-то вроде «коневец». Слыхал про такое? – Не, не слыхал. Может, мы на острове? Красавчик прикинул в уме: – Запросто. Только зачем об этом тогда говорить? – Чего ты меня спрашиваешь? У них и спроси. – Кончай дуться. Не хватало еще передраться. Мне почему-то не нравится слышать про острова. В следующее мгновение Соломон понял, чем ему не нравится остров. Остров подразумевает воду, много воды. А с водой у них связаны слишком неприятные воспоминания. То же самое пришло в голову и Сережке, но он не сумел это сформулировать. * * * Майор Жаворонок потеребил воротничок, дернул шеей. Ему не хватало воздуха, в животе образовалась воронка, куда стремительно засасывало все его внутреннее существо. Он ждал уже полтора часа, не меняя позы; не менял позы и адъютант, сидевший за столом и что-то неспешно строчивший. Холодное богатство вокруг – сплошные кожа, карельская береза и дуб – дышало смертью. Майору было нечего бояться, все шло прекрасно, как было задумано, но страх в этих стенах не нуждался в причине. Резкий телефонный звонок прозвучал для него как выстрел. Адъютант отложил перо, снял трубку, ответил: «Есть», вышел из-за стола и распахнул дверь: – Прошу, товарищ майор. Желудочная воронка всосала остатки живого, оставив лишь ледяной разум послушного робота. Чеканя шаг, Жаворонок вошел в кабинет и, щелкнув каблуками, остановился в пяти шагах от огромного стола. За столом сидел полный лысый человек в пенсне. Не обращая внимания на майора, почтительно доложившего о своем прибытии, он перелистывал бумаги и прихлебывал чай из стакана в серебряном подстаканнике. Всякий раз, когда человек брался за стакан, звякала невынутая ложечка. Жаворонок сосредоточился на плачущем ломтике лимона. – Докладывайте, – негромко произнес толстяк, не поднимая глаз. – Лаврентий Павлович, все готово – в соответствии с вашими распоряжениями. Дети прошли медицинское обследование и на сегодняшний день признаны абсолютно здоровыми, если не принимать в расчет понятного истощения. – Какие же они здоровые, если истощены? – возразил тот, аккуратно поставил подпись, отодвинул папку и впился цепким взглядом в майора. – Почему мы не должны принимать это в расчет? – Лаврентий Павлович, мы исправляем ситуацию. Но это дело не одного дня. Медики считают, что нынешнее состояние объектов вполне удовлетворительное и позволяет приступить к решению поставленных задач. – А сами вы как считаете? Жаворонок смешался: – Лаврентий Павлович, вопросы физического здоровья совсем не в моей компетенции... – А когда они сдохнут, вы начнете кивать друг на друга, – понимающе усмехнулся Берия. – Но это вас не спасет. Вся бригада отправится под трибунал. Майор с величайшим усилием взял себя в руки. – Товарищ Берия, я гарантирую что подростки здоровы, – сказал он твердо. Хозяин кабинета улыбнулся довольной улыбкой: – Вот теперь я слышу не детский лепет, а ответственную речь зрелого мужа. Что говорят микробиологи, товарищ Жаворонок? Майор тоже ощутил удовольствие от того, что имеет возможность сообщить о чем-то важном: – Они разводят руками, Лаврентий Павлович. В ходе перекрестного облучения подопытных и возбудителей немцы действительно создали совершенно новые виды микроорганизмов. Вернее, возбудители вызывают те же заболевания, что и прежде, но абсолютно устойчивы к новейшим препаратам – я говорю об антибиотиках. Они чрезвычайно агрессивны, и в опытах на животных показано, что соответствующие болезни протекают намного быстрее и тяжелее. |