Онлайн книга «Благословенная тьма»
Тот гневно замычал, задвигал руками и ногами. С неожиданной ловкостью и быстротой сел, изучая Пантелеймона мутным взором. Тот подал ему стакан и таким образом мгновенно наладил контакт и взаимопонимание. Гадость исчезла в глотке верзилы – можно было забояться, что вот сейчас она его и добьет окончательно. Но ничего такого не случилось. Напротив, в бесцветных глазах Ступы заиграло некое подобие разумной жизни. – Чего надобно? – хрипло спросил пропойца. – Плесни-ка еще. – Будет покамест, – отозвался Челобитных. – Ступников – ты будешь? – Он отбросил неуместных в данной беседе «сударя» и «господина». – Ну, – кивнул тот нетерпеливо, поглядывая на штоф. – Чудесно, – сказал Пантелеймон. – Или не чудесно, пока не знаю. Есть повод усомниться. Я ведь к тебе из столицы, мил человек. Это не было правдой, но протодьякон решил повысить свой статус в глазах провинциала. На Ступу это известие не произвело, однако, никакого впечатления. – Так и знал, – пробормотал он. – Что ты знал? – Много вашего брата ездит… – Ну и что скажешь мне, чем порадуешь? Свезешь, куда попрошу? – Смотря куда попросишь… – Да ты идти-то в состоянии? – Я-то? Ступа презрительно посмотрел на протодьякона и легко спрыгнул с кровати, прошелся гоголем взад и вперед. Встал на носки, на пятки – будто на медосмотре. Изготовился дыхнуть, но протодьякон вовремя отпрянул и прикрылся локтем. – Верю, верю! – Ты не смотри, что я выпимши. И не суди. Не судите, да не судимы… – … будете, – докончил протодьякон. – С этим все ясно. Мне надобно в Зуевку. Он умышленно назвал конечный пункт путешествия – вдруг повезет? Вдруг этот субъект с похмелья забудет о былых страхах и решит, что ему море по колено? Может, и впрямь налить ему еще по-быстрому, чтобы мозги замутить? Проводник, однако, был не настолько пьян и не до того деградировал с похмелья, чтобы его можно было взять просто, с налета, голыми руками. – Исключено, – твердо вымолвил Ступа, и это прозвучало настолько необычно, на городской просвещенный манер, что протодьякон даже опешил. Он только и мог тупо спросить: – Почему? – Проклятое место, дьявольское… – Ступа был предельно откровенен. Пантелеймон даже заподозрил его в осведомленности насчет истинной деятельности пришельца. Иначе к чему изъясняться мистическими категориями? Впрочем, это наверняка лишь оборот речи. – … Бывал там однажды, по молодости, так неделю по лесу плутал, чуть не сдох. Кружило меня, и худо стало… С тех пор – ни ногой. Туда много пришлых ушло, и ни один не вернулся. – А тамошние, местные? Бывают здесь? – Может, и бывают, да я не встречал. Короче: в Зуевку не повезу. Добирайся, как хочешь. – Ну, а ближе? – Ближе – это как? – подозрительно спросил Ступа. Челобитных вздохнул и назвал Крошкино – место, куда изначально и намеревался попасть. Верзила внимательно посмотрел на него. Протодьякон перехватил этот взгляд, впитал его и с немалым удивлением признал, что хмель непостижимым образом полностью выветрился из головы проводника. На него смотрел абсолютно трезвый и подозрительный человек. Оба помолчали. Ступников отвел глаза и взялся за стакан. Пантелеймон ему не препятствовал. – Дальше ты скажешь, что ученый, – изрек, практически утверждая, Ступа. – Почему же не сказать, когда оно так и есть, – пожал плечами протодьякон. – Ну, ясное дело! Я другого и не ждал. Я только «ученых» и переправляю. И всех – только в одном направлении, обратно еще никто не попросился. Как думаешь, почему? Неужто осели у нас, корни пустили, детишек нарожали? – Это я уже слышал, и не раз, – терпеливо сказал протодьякон. – Наука требует жертв. Для вас же, местных, стараемся. Определив яд, можно найти противоядие. – И это я слышал. За тарелочками охотишься? – Как повезет. Нарисуется тарелочка – займемся тарелочкой. – А если черт нарисуется? «Что он все черта-то поминает? – подумал Пантелеймон. – Шила в мешке не утаишь, так? Или впрямь знает что-то?» – Понадобится, и чертом займемся, – сказал он уклончиво. – Ну-ну… Тысчонку попрошу с вас. «Однако он неприхотлив», – внутренне поразился Челобитных, но вида не подал. С напускной неохотой он вынул тысячерублевую купюру, показал Ступе. Тот посмотрел на протодьякона, как на помешанного. – Не рублей, мил человек, – голос его сделался ласковым и сострадательным. Теперь Пантелеймон поразился по-настоящему, и на сей раз – неприятно. Однако! Его явно ввели в заблуждение в отношении аппетитов таежных жителей. – А не треснешь, Ступа? – спросил он тихо. Вместо ответа проводник вытянулся на своем лежаке и прикрыл глаза. – Пятьсот, – предложил Пантелеймон. – Не на базаре, – сонно откликнулся Ступа. – Шестьсот. Проводник не ответил. Глядя на его застывшее лицо, Челобитных понял, что торговаться бесполезно. Во сколько, хотелось бы знать, обойдется лошадь у крошкинцев? Впрочем – какое ему дело? Деньги-то не его. Другое дело, что при таких расценках их может не хватить… – Ладно, будь по-твоему, – сказал протодьякон. – В рублях по курсу сойдет? – По продажному, – уточнил Ступа, уничтожая иллюзию крепкого сна. – Откуда тебе его знать-то, продажный курс? – осведомился Пантелеймон, отсчитывая деньги. – У вас тут даже обменника нет. – Слухом земля полнится. – Половину сейчас, вторую – на месте, – твердо постановил протодьякон. – Давай, держи, пока дают. Ступа резко сел и уставился на купюры. Некоторое время он что-то соображал, прикидывал, пока не принял решение в пользу гостя. – По рукам. – Он протянул протодьякону грязную, мозолистую ладонь. Тот вяло и с некоторой брезгливостью пожал ее. – Ну, пошли, – пригласил Ступа, сгребая деньги и пряча их в карман. – Что – прямо сейчас? Так вот сразу? – А чего волынить? – усмехнулся проводник. Он скинул башмаки, роняя попутно комки засохшей грязи, пересек комнату, влез в огромные болотные сапоги. – Обувка-то подходящая у тебя имеется, господин ученый? Пантелеймон кивнул на свои ботинки с высокой шнуровкой. – Полагаю, что эти сойдут. Ступа покачал головой: – Дело хозяйское. Только речка у нас резвая, непослушная. Запросто можно и навернуться, уже доводилось. |