Онлайн книга «Трижды на заре»
|
Невыносимо. Я не складывал полотенца. Я ими не пользовался. Я ни до чего не дотрагивался. Мне было никак не уснуть. Я всю ночь просидел вот на этом стуле, оставив гореть ночник. В четыре спустился в холл. Теперь мне в самом деле пора. Было приятно с вами познакомиться. Освободите номер до десяти, пожалуйста. Прощайте. Это что еще за чертовщина? Эй! Вернитесь! Я вам говорю: так ли следует себя вести с… Не кричите, людей перебудите. Так вернитесь же! Не надо устраивать сцен в коридоре, прошу вас. Хорошо, давайте устроим сцену в лифте. Вы босиком, у вас зубная паста течет изо рта, а там, внизу, портье, которому вряд ли будет приятно лицезреть вас в таком состоянии. Кстати сказать, ваши ботинки все облеваны. Нет! Идите сюда, я их вам почищу. О нет, нет! Перестаньте орать, людей разбудите. Нет, ты погляди… Ну вот, молодец, дверь я сама закрою. Снимайте ботинки. Да не так, не так! Дайте хоть шнурки развязать! Я развяжу, а вы присядьте. Вы ведь просидели на этом стуле всю ночь, так что минутой больше, минутой меньше… Очень остроумно. Мама родная, какая мерзость… Оставьте, прошу вас. Даже и не мечтайте: сама наблевала, сама почищу. Вот и все. Куда вы их уносите? Хорошенько помыть… НЕТ, ТОЛЬКО НЕ ПОД КРАН! Почему нет? Увидите, так будет лучше. Я ДОЛЖЕН ОБУТЬ ЭТИ БОТИНКИ, скажите же наконец, какого черта… Вы подойдете? Что? К телефону, звонит телефон. Кой черт… Подойдите. Но меня нет в этой комнате, значит… Или мне подойти? Нет! Глядите, как все отчистилось. Теперь высушим феном… Алло?.. Да, это я… Нет, случилось кое-что неожиданное, я на минутку поднялся в номер… Ах это, да… Мне стало нехорошо… Нет, сейчас гораздо лучше, простите, что так вышло с ковром… Если нужно заплатить… Нет, я настаиваю… Сейчас спущусь… Нет, в самом деле, мне ничего не нужно… Уже спускаюсь… Да, спасибо, вы очень любезны… Спасибо. Кто это был? Я должен уйти, срочно. Кто это был? Ночной портье. Где мои ботинки? Терпеть его не могу. Отдайте мне ботинки. Даже не мечтайте. Присядьте на минутку, я их высушу. Я ДОЛЖЕН ИДТИ, ПРЯМО СЕЙЧАС! Ну и манеры! Нате, получайте, если вам так угодно. Я сказал портье, что это там, внизу… что это я натворил. Окажите мне лишь одну любезность: уйдите отсюда так, чтобы вас никто не видел. Вот дрянь, они сморщились… Не берите в голову. Ничего себе! Пойти босиком, прекрасная мысль. Я имею в виду — не берите в голову все это: контракт, весы, все-все-все… Что, черт побери, вы несете? Сколько вам лет? Мне? Да, вам. Сорок два. Вот видите: вы достаточно молоды, чтобы выкинуть все из головы. Да что вы несете? Только не говорите, будто никогда об этом не думали. Послать все подальше и начать с начала. Было бы неплохо, а? Вы с ума сошли. Но дама сказала, что люди в большинстве своем мечтают начать все с начала и они не сходят сума, а есть в этом что-то трогательное. Сказала, что в действительности почти никто так по-настоящему и не начинает с начала, но и представить себе невозможно, как долго люди предаются фантазиям по этому поводу, и чаще всего именно посреди передряг, посреди той жизни, которую хочется выкинуть из головы. У нее когда-то был ребенок, и она отчетливо помнила, какая тоска накатывала на нее порой, когда она оставалась наедине с малышом, и единственное, что срабатывало, — серьезно задуматься о том, чтобы выкинуть все из головы и начать с начала. Она прикидывала, где, в какой дали оставить этого ребенка, и знала наперед, как причешется и куда пойдет искать работу, чтобы начать все с начала. Ей незамедлительно становилось лучше при одной мысли о том, как она станет тогда проводить вечера, да и ночи. Вечера напролет валялась бы на диване и ела или же шла бы развлекаться, спала с мужчинами, полностью владея собой, потом поднималась бы с постели и собирала свои вещи, не испытывая ни малейших угрызений. Сказала, что стоило ей подумать об этом, как вся она будто оттаивала изнутри, погружалась в безмятежность, словно и в самом деле что-то решалось. Начинала тогда ласкать малыша, излучала свет, становилась матерью. Малыш это замечал, чуял, как звереныш, и, когда она брала его на руки, меньше брыкался и таращил любопытные глазенки. Все налаживалось как по волшебству. Добавила, что в то время ей было семнадцать лет. Рассказывая все это, дама скинула вечернее платье, расстегнув молнию на спине и сдвинув с плеч еле заметные бретельки. Платье, шелковое, опустилось на пол блистающим, легким кольцом, из которого она выступила, сделав крохотный шажок сначала одной ногой, потом другой. Она осталась в трусиках и лифчике, но продолжала рассказывать, не придавая значения своей наготе, не обнаруживая никакого намерения — всего лишь завершая заранее намеченный жест. Подобрала сверток с пола и, рассказывая, как через несколько лет и в самом деле рассталась с этим ребенком, развесила платье на стуле и подошла к кровати. Не переставая говорить, откинула красное покрывало, и мужчина поморщился, будто что-то его кольнуло. Но дама этому не придала значения, вытащила из волос заколку и скользнула под простыню, чего, судя по всему, она больше всего желала с того самого момента, как вошла в номер, возможно чисто по-детски ища укрытия или ласки. Расстегнула лифчик, бросила в угол, взбила подушку и натянула простыню до подбородка. И все рассказывала о том, что приключилось с ней однажды в каком-то бюро по трудоустройству, рассказывала, так до конца и не веря в случившееся. Речь по-прежнему шла о том, чтобы начать все с начала. Она надеялась, что мужчина ее понимает, но нелегко было об этом судить, поскольку он слушал стоя, безо всякого выражения на лице, сжимая в руке чемоданчик. Ноги обуты в мокрые ботинки. Время от времени вздрагивал от нетерпения. Только однажды спросил, как ее угораздило завести ребенка в семнадцать лет. Имелось в виду, хотела ли она родить ребенка, или попросту так уж вышло. Дама пожала плечами. Довольно неприглядная история, сказала, и я давно решила больше о ней не вспоминать. Не так-то легко забыть, отметил мужчина. Дама опять пожала плечами. Я перевернула страницу, сказала. Мужчина пристально на нее посмотрел и спросил, начала ли она с начала, так, как ей представлялось в мечтах, когда она держала на руках ребенка. Да, ответила дама, и знаете, что я поняла? Мужчина не ответил. Я поняла, что никто никогда не меняется по-настоящему, измениться нельзя; каким ты был в детстве, таким и будешь всю жизнь, и не для того, чтобы перемениться, начинают все с начала. А для чего же тогда? — спросил мужчина. Дама помолчала немного. Она не заметила, что простыня соскользнула, обнажив грудь, или ей было все равно. А может, ей этого и хотелось. Начинают с начала, чтобы поменять стол, сказала она. Мы всегда думаем, будто ошиблись игрой: чего только не добились бы мы, с нашими-то картами, если бы только сели за другой игорный стол. Она оставила ребенка у своей матери и начала все с начала в другом городе, в другой профессии, в другой одежде. Может быть, хотела отделаться от того, что нельзя поправить. Теперь уж и не припомнить как следует. Но уж точно ей надоело проигрывать. Как я и сказала вам, добавила, поменять карты невозможно, остается одно — поменять игорный стол. |