Онлайн книга «Роман в социальных сетях»
|
Олег Держикрач навел мышью на пост «Иннокентия Скородум». «Общественное устройство, как смерть, его можно обсуждать, можно видоизменять, можно принимать или нет, но поделать с ним ничего нельзя. Нам остается лишь перебирать виды казни. Левые знамена прикрывают корысть ничуть не хуже правых идей, а благо нации, если о нем вообще можно говорить, зависит скорее от нравственности правителя, чем от его политических взглядов». — Обрати внимание, как он завелся, когда ему ничего не ответили. Не привык оставаться без отзывов. Но в группе нет заказных рецензий, и он прокомментировал сам. «Демократия уповает на выборы. Но все политики принадлежат к узкому слою, корпорации, которая не имеет никакого отношения к толще народа. А его громада живет своей жизнью, которую нельзя ни устроить, ни перевернуть. Есть китайская притча. Будучи в императорском дворце, учитель сказал: «Опытный врач не вмешивается в течение болезни, предоставляя организму самому бороться с ней. Он лишь следит за процессом исцеления. В случае выздоровления он пожинает лавры, в случае смерти, забрав причитающуюся плату, торопливо покидает родственников, принося соболезнования. Неопытный же врач пробует различные лекарства, порошки и чудодейственные мази. Он мучает больного постоянными притираниями, переворачивая в постели, пускает ему кровь. И только вредит. Так же и опытный правитель предоставляет подданных самим себе, оставляя за ними полную свободу. Он лишь наблюдает, поощряя едва наметившиеся движения, не вмешиваясь в устоявшийся ход вещей. Достижения он по праву ставит себе в заслугу, неудачи списывает на волю богов. В случае общественной катастрофы он благоразумно уходит в отставку, проедая вдали от родины накопленные средства. Неопытный же правитель в своём стремлении улучшить мир принимает самые энергичные меры, лезет из кожи вон, пытаясь повернуть вспять глубинное течение истории. И только всё ухудшает». Это понравилось «Зинаиде Пчель» и «Сидору Куляш». — Забавная история, правда? — разминая длинными пальцами сигарету, сказал Олег Держикрач. — Она говорит, конечно, больше об «Иннокентии Скородум». Как и комментарии. «Ульяна Гроховец»: «Жесть! Сам придумал?» «Нет, Чао Гунь в восьмом веке. А дальше он рассуждает об истории: «Считать, что известные правители определили ее движение, все равно, что предполагать, будто шляпа указывает нам дорогу, а ее перемена говорит о наших мыслях». Дама с @»: «От ваших проповедей скулы сводит!» «Афанасий Голохват»: «А другой китаец сказал чтобы найти новый путь надо уйти со старой дороги». «Сидор Куляш»: «И путь этот на Запад» «Иннокентий Скородум»: «А что Запад? Будто там знают, зачем живут». «Зинаида Пчель»: «Не знают зачем, зато знают как». — Мертвые артефакты, — выпустил дым через волосатые ноздри Олег Держикрач. — Так могли писать и сто лет назад. И двести. Будто говорят между собой идеи, а не личности. А вот эти признания тролля «Последняя инстанция»: «Старость — это когда все силы уходят на поддержание организма, когда не успеваешь ставить на нем заплаты, а волю приходится собирать в кулак, чтобы стойко, без стонов переносить его постепенное разрушение, когда простейшие вещи, такие как выпить бутылку вина или переспать с женщиной, вырастают в проблему, когда безрезультатное сидение на стульчаке приносит неимоверные муки, заслонив все остальное, а кишечник, мочевой пузырь и желудок ставят в унизительную зависимость». — Узнаю льва по когтям! — насмешливо сказала Вера Павловна. — Наверняка это старый зануда «Иннокентий Скородум». — А вот и нет, дорогая, это я. Вера Павловна посмотрела на мужа другими глазами, будто увидела в первый раз. А потом неожиданно улыбнулась: — Говорю же, не зря ты все это затеял, откуда бы я узнала, что ты уже старичок? Олег Держикрач улыбнулся. — А писатель по-своему честен. Вот, обрати внимание. «Иннокентий Скородум»: «Я всю жизнь провозился с книгами, сначала их читал, потом писал. А может, следовало наоборот? Я писал о жизни, и никогда о смерти. Я думал: «Раз ее не избежать, закроем глаза!» Но значит, я не писал и о жизни!» — Может быть впервые, он попробовал быть искренним, а как его кусают! «Дама с @» «Какая трагедия! В детской литературе себя не пробовал?» «Сидор Куляш». «Конечно, жизнь отвлекает от смерти, и есть шанс, что смерть также отвлечет от жизни». Он прицепил издевательский смайлик. — Слушай, они все сумасшедшие! — всплеснула руками Вера Павловна. — От них за версту несет безумием! — Это было бы еще ничего! Если понимаешь, что безумен, значит, еще жив. Но мне кажется, половина из них мертвые клоны. Например, Афанасий Голохват с его социологическим поносом и пренебрежением к грамматике. — И чей он клон? — Сидора Куляша. Его второе «я», компенсирующее социальную зависимость. Нельзя же всерьез представить, что ему нравится его работа на телевидении. Он не настолько самоуверен, чтобы игнорировать отношение к себе в группе, вот и появляется на сцене «Афанасий Голохват», который пишет, посмотри: «Покажи по телевизору обезьяну и на улице у нее станут брать автографы вот где мы живем кругом одноклеточные утрамбованные информационным катком зомби с оштукатуренным сознанием и психологией комнатных собачек». «Олег Держикрач»: «И волчьей хваткой». — А ты у меня остроумная, — повернулся к жене Олег Держикрач. — Я бы так не нашелся. Вера Павловна покраснела. — И все же странное впечатление оставляет наша переписка. Посмотри, как все связано, прямо божественный промысел! — Что ты имеешь в виду? — Ну как же, не напиши «Модест Одинаров» про свой случай с собачником, не появился бы и «Раскольников». Он оставил первый комментарий под сообщением «Модеста Одинарова». И не было бы его провокационного розыгрыша, так шокировавшего всех. — Уверен, что розыгрыша? — Убежден! А уже позже в группе появился Афанасий Голохват, почувствовавший в «Раскольникове» родственную душу. Если допустить все же, что это отдельный человек, а не клон Сидора Куляша. Видишь, одно загадочным образом цепляет другое. — Нам не дано предугадать, как наше слово отзовется. — Мы никогда не узнаем и как оно отозвалось. — В каждом сердце по-своему. А сколько их в группе! — А знаешь, мне иногда кажется, что это один человек. — Олег Держикрач опять посмотрел на жену, точно оценивая, не примут ли его за сумасшедшего. — Как и по свету бродит один вечный Адам, под разными именами. |