Онлайн книга «Большая книга ужасов. Millennium»
|
– Что случилось? – налетела на застывшую толпу Алена. – Юрик первый начал! – взвизгнула Томочка. – Он, он! – Замолчи! – коротко приказала Ирка. – Что? – возмутилась Томочка. – Все видели! Томочка обернулась, ища поддержки у «всех». Зайцева коротко замахнулась, опустила кулак Томочке на голову, пальцы вцепились в волосы. Заорала Кузя. Гвардейцы, до этого стоящие независимо, вдруг подскочили к драке и с двух сторон насели на беспомощно брыкающегося Посю. – Разошлись! Разошлись! – прыгал вокруг физрук, но близко к дерущимся не подходил. Поднялся гвалт. Девчонки с парнями заспорили, кто первый начал и кто больше виноват. Потасовка стала превращаться в одну большую драку. Алена бегала вдоль своего некогда дружного отряда, всплескивая руками, оттаскивала то одного, то другого. Но стоило ей кого-нибудь выпустить, как он тут же бросался обратно в кучу-малу. Матвей пытался растащить намертво вцепившихся друг в друга Посю и Кривого. От бытовок около церкви бежали охранники. Стало накрапывать. Из-за горизонта выползала грязная туча, обещая затяжной дождь. – Полицию вызывай! Слышишь? Драка! У мемориала! – орали из открытой двери будки сторожа. Алена спрятала лицо в ладони. Канашевич была права – самое страшное, что могло только произойти – вот оно, перед ними. Момент той самой славы, от которой она уже вовек не избавится. – А ну! Ходи! – кричали со всех сторон. Гудел, подъезжая, лагерный автобус. Испуганно взвизгнула полицейская сирена. Находчивый охранник плеснул в толпу ведро воды, что вызвало еще больше шума. В маленьком кусочке голубого неба серебряная точка самолета, оставляя за собой белесый след, с хлопком преодолела звуковой барьер и скрылась за облаками. Автобус свернул к деревне Новоселово и, натужно гудя мотором, поехал через лес по узкой дороге почти без обочины. Деревья вплотную притирались к машине, недовольно качали ветками вслед. Перед поворотами автобус вздрагивал, сбрасывал скорость, чтобы, проехав опасный участок, задрожать, затарахтеть, вновь прибавляя обороты в движке. Два часа разборок с полицией, объяснений с администрацией мемориала, звонков в лагерь и по разным начальникам – и вот они, наконец, ехали домой. Алена сидела на последнем сиденье, смотрела назад, и в грязном стекле, покрытом крапинками дождя, в машущих ветках ей все виделось одно лицо. Никакой это был не дурман и не предгрозовое напряжение. Это была Канашевич. Алена заметила ее около мемориала. Она была там до последнего момента, пока не набежали люди и не началась суета. Автобус загудел громче. Впереди был Покров. За ним Киржач. Там последний поворот, ухабистый перелесок – и их лагерь. Полчаса, двадцать семь километров – вот и позади их бесконечный поход, встречи с молниями, болото и страшная драка. «Река Шередарь», – прочитала Алена табличку и отвернулась. Шередарь… Слово-то какое неприятное, шероховатое, по душе скребет. – Слушай! – подсел к ней Матвей. – Ты тут ни при чем. Они же сами передрались. – Не сами. Они передрались из-за меня. Алена говорила устало. Она приняла вынесенный приговор, и теперь со всеми соглашалась. – Из-за того, что я три года назад была невнимательна к девочке, Лене Канашевич. Она мне мстит. – Ты бредишь! – поморщился напарник, отодвигаясь. – Если бы… – прошептала Алена. Ей вдруг захотелось все-все рассказать Матвею. Три года заставляла себя забыть. Но пришло время вспомнить. – Понимаешь, – Алена села поудобнее, – тогда ситуация получилась дурацкая. Все друг в друга повлюблялись. Как будто бы нарочно. Зинка Портянова в Петю Горюнова, высокий был такой парень с рыбьим лицом. У него был приятель Пашка Штангин, и тот все гулял с этой самой Канашевич. Нас предупредили, что девочка непростая, что она весной лежала в больнице с попыткой суицида. Она и правда была немного странная. Ходила в сером, какие-то записочки писала, дневник вела, читала что-то по магии. У меня весь отряд тогда спиритизмом занимался, утром добудиться нельзя было – спят как убитые, потому что ночь с духами общались. Они тогда такой праздник Ивана Купалы устроили! С лешими, с привидениями, с водяными, выходящими из реки. Малыши перепугались… Семен Семенович об этом празднике с тех пор слышать ничего не хочет. Мне уже потом рассказали, что Лена всем предлагала умереть, убеждала, что это здорово, что после смерти начнется истинная свобода. Ну и уговорила Штангина. Они собирались одновременно выпить таблеток. Алена схватилась за щеку, вспоминая то сумасшедшее лето. – Если бы я знала, – быстро зашептала она, смахивая слезу. – Они же все по углам «шу-шу-шу». Не мешают – и хорошо. Дыхание у Алены перехватило, но Матвей не шевельнулся. Сидел, замерев, смотрел в пол. Скулы напряглись. Верил? Нет? Алена заговорила быстрее: – Ну да, мне было немного не до их игр. У нас был роман с Кирюшей. Он тогда еще не был Кирюшей, был нормальным парнем, все говорил, какой у меня замечательный, дружный отряд. А я не знала, что дружный он потому, что все играют в смертельную любовь. Алена спрятала лицо в ладони. Матвей молчал. И ей пришлось продолжить: – Выбрали они какой-то там день, типа, полнолуние. А мальчишки же вместе ходили, Пашка с Петюней. Вот Штангин все и рассказал приятелю. Тот, дурак, вместо того чтобы ко мне пойти, Славке разговор передал. Была у нас такая девчонка. Славка Бойко. Очень ей нравился Петюня. Бродила за ним бледной тенью. Ну, как наша Аня за Королевым. И та, недолго думая, пустила слух, что Зинка по уши влюблена в Пашечку. А Зинка дружила с этой Канашевич, что-то они там вечно колдовали – живую воду искали, одолень-траву собирали, и вот тоже какую-то ботву все время жевали. Девчонки поругались, Канашевич все проклятья на бывшую подружку насылала. Славка при всех стала целоваться с Пашкой. Канашевич от расстройства чуть ли не жидкости для туалета глотнула. Сделали ей промывание, положили в изолятор, вызвали родителей. А у нее какие-то таблетки с собой были. Короче, выпила она их как раз в то самое полнолуние. Не откачали. Пашку еле успокоили. Он все орал, что Ленка предательница, что она всех обманула, а его бросила. – Почему обманула? – дернулся Матвей. – Потому что ничего романтичного в смерти нет. Мы же тогда ездили на похороны. Пашка как гроб увидел, как услышал стук земли по крышке, чуть в обморок не брякнулся. Видимо, представил, что и с ним всё то же самое было бы. А тут еще мать его приехала. Он к ней близко подойти боялся. Им-то все это казалось игрой, а на деле… Алена всхлипнула. – Кирюша тогда страшно перепугался. Это же подсудное дело – недоглядели! Могли и посадить. Но мать не стала никаких заявлений писать. Сказала, что Лена уже один раз проделывала такой фокус, что никто не виноват. Там какая-то своя история была с умершей любимой бабушкой. |