Книга Счет по головам, страница 8 – Дэвид Марусек

— Решать, разумеется, вам, но это избавит вас от лишней поездки, если вы передумаете.

Мы лежали на нашем балконе в башне Уильямса и просматривали длинную череду сообщений. Друзьям успело надоесть наше везение: число поздравлений сократилось, они стали короче и отправлялись в основном для проформы, даже зависть кое-где чувствовалась. И кто бы их мог упрекнуть? Закон о рождаемости действовал около шестидесяти лет, а это долгий срок для лишенного детей общества. Всех раздражало не столько наше родительское счастье, сколько то, что разрешение мы получили нечестным путем (как всем, в том числе и нам, было ясно).

Эл стерла оставшиеся письма и сказала:

— Давай поговорим, Сэм.

Наш балкон находился ровно посередине гигантской жилой башни, чья верхушка в головокружительной перспективе поднималась к нижним краям городского купола. Невидимый днем, купол ближе к вечеру походил на прозрачную пленку, которая колебалась и зыбилась сама по себе. Поверхность башни, напротив, была гладкой и матовой, с тысячами крошечных черных бугорков — это локальные внукоровские слизни грелись в лучах заходящего солнца, подпитываясь энергией для ночного патрулирования квартир.

— У тебя уже были дети? — спросил я.

— Да, двое, мальчик и девочка. Я тогда только что окончила колледж. Том погиб в детстве от несчастного случая, Джессика выросла, уехала, вышла замуж, сделала успешную карьеру и умерла в пятьдесят четыре года от рака гортани. — Элинор перевернулась, подставив голую попку небу, положив подбородок на загорелые руки. — Я оплакивала их обоих. Детей очень тяжело хоронить.

— Хочешь завести еще одного?

Она долго молчала. Слизняк полз по нижней стороне балкона над нами.

— Не знаю, — наконец сказала она. — Забавно, я ведь уже проходила все это: беременность, варикозные вены, похороны. У меня была менопауза, а потом, что еще хуже, опять начались менструации. Материнство поглощало меня целиком, я не знала, на каком свете живу, любила и ненавидела каждый миг, ни на что бы это не променяла. Но когда все кончилось, я почувствовала, что с меня свалилось огромное бремя. Слава богу, сказала я, больше это не повторится. Но с тех пор, как мы узнали о разрешении, я все время фантазирую, что держу на руках ребенка. Никак не могу отделаться от этого чувства — все время баюкаю, обнимаю, нянчу. У меня руки изнылись по малышу. Все из-за моего молодого тела. Оно создано для деторождения и навязывает мне свою волю. Никогда еще оно не выкидывало со мной таких подлых штук.

Слизняк миновал наш балкон, но другой уже полз вниз по стенке.

— Так почему бы не дать согласия? — спросил я. Она повернула ко мне голову.

— Поправьте, если я ошибаюсь, мар оптимист, но не ты ли предупреждал, что это назначение лучше не принимать? Не ты ли долдонил, что меня подставляют? Кабинет все сети обшарил, расследуя, кто за этим стоит. А теперь вот ребенок. Знаешь, какими уязвимыми он делает родителей? Все равно что самому надеть на себя поводок. — Немного расслабившись, она продолжила: — Хорошо, не будем прерывать обсуждение. Допустим, что о моей карьере заботится неизвестный, но могущественный благодетель. Допустим также, что ребенок — это пряник, призванный завоевать мою лояльность. А основной закон жизни, Сэм, гласит, что где пряник, там и кнут.

Я думал почти одинаково с ней, наблюдая за слизнем. Он засек нас и тащился к нам по балкону.

— Не слышу комментариев, — сказала Эл. — Разрешение, между прочим, и на тебя выдано.

— Знаю. Согласиться было бы безумием, и все-таки…

— Все-таки что?

— Ты можешь его представить себе? Махонький такой, под ногами у нас ползать будет, наполовину ты, наполовину я — такой Элсэм или Сэминор.

Она закрыла глаза и улыбнулась.

— Жалкое создание.

— Кстати, о ногах — нас сейчас будут тестировать.

Слизняк, начиненный биотехникой, прикоснулся к ее лодыжке, присосался ненадолго и отвалился. Эл почесала пальцами другой ноги место взятия анализа. Ее слизни только щекотали, со мной все обстояло иначе. Какой-то нерв напрямую связывает мои лодыжки с членом, и теплый укол-поцелуй слизняка каждый раз невероятно меня заводит. Эл лукаво следила, как ко мне присасывается этот — но сейчас, на закате, в состоянии полного здоровья я, по правде сказать, не нуждался ни в каком слизняке. Мне нужен был только ее взгляд, только эти старые глаза, вставленные, как опалы, в юное тело. Так, должно быть, жили на Олимпе боги Древней Греции. Это и значит быть богом — жить долгие века, сохраняя силу и аппетит молодости. Эл мелодраматически ахнула, глядя, как у меня встает, и повернулась ко мне, целомудренно прикрывая руками лобок и груди. Слизняк отвалился от меня и пополз к стене.

Мы лежали рядом, не прикасаясь пока друг к другу. Совсем одурев от желания, я брякнул:

— Мама.

Она содрогнулась, как от удара, удивленно раскрыв глаза.

— Мама, — повторил я. Она зажмурилась и повернулась на другой бок. Я обнял ее, губами захватил мочку ее уха. Подышал в него, отвел в сторону влажные от пота волосы и прошептал: — Я папа, ты мама. — И еще раз добавил, глядя на ее щеку: — Мама.

— Ох, Сэм. Сумасшедший Сэмсамсон.

— Мама родит папе мальчика.

Ее глаза распахнулись еще шире, возмущенно и весело.

— Или девочку, — быстро добавил я. — Папе на этой стадии выбирать не приходится.

— Интересно, как папа умудрится это провернуть.

— А вот так. — Я перевернул ее на спину, стал целовать и ласкать.

Она относилась ко всему этому с намеренным безразличием. Но я неустанно орудовал языком, навещая давно открытые мною сладкие местечки — я знал, что они будут моими союзниками. Мы, ее тело и я, работали как одна команда. Скоро, с благословения Эл или без, оно ответило мне. Она была готова, я был готов, все сыновья и дочки во мне были готовы, и мы приступили.

Где-то в середине процесса на балкон упала птица, ворона. Сквозь ее плотную антимобическую обертку я различил блестящие черные перья, сломанный клюв, долбящий по балконному полу, быстро испарившееся кровавое пятно. Сама птица тоже на глазах исчезала. Из обертки, испускавшей пронзительный сигнал тревоги, шел пар. Внимание, Сэм! — громко сказал мне на ухо Генри. Внукоровская изоляция в целях безопасности приказывает вам немедленно отойти.

Нам было не до того, обертка, похоже, со своей работой справлялась, однако мы послушно откатились, живот к животу, как пресловутый зверь с двумя спинами. Между нами и злосчастной птицей возникла перегородка, и мы продолжили свои родительские изыскания.

Позже, когда я принес на подносе обед и два стакана визолы, Эл уже сидела за столиком в белом махровом халате, а от птицы на полу осталась лишь горстка природных элементов — углерод, натрий, кальций и так далее. Птицы довольно часто пролетали сквозь купол, и какой-то микроскопический их процент мог быть инфицирован. Необычным было то, что ворона с положительным анализом, уже заключенная в антимобическую оболочку, достигла нашего балкона в столь узнаваемом виде.