Книга Мир, полный слез, страница 42 – Кит МакКарти

– Помнишь двойное убийство, которое мы расследовали? Дело Итон-Лэмберта.

Еще бы! Разве такое забудешь? Это дело дало ей профессиональный опыт, и она, вероятно, никогда не сможет его забыть.

– Ну и что? – Беверли постаралась сохранить безразличный тон, однако не была уверена в том, что ей это удалось.

– У жертв еще были такие необычные имена…

– Клод и Пенелопа, – подсказала Беверли.

– Да, именно.

Она все еще не понимала, к чему он клонит, но ей это уже начинало не нравиться. Мимо нее прошла женщина-детектив, с которой у Беверли сложились дружеские отношения. В руках у нее была чашка, и, судя по всему, она собиралась устроиться рядом, но Беверли покачала головой.

– Так чего же ты хочешь? – спросила она у Сорвина.

– Все это довольно странно. У нас тут парень, который заживо сгорел в своей машине…

– Есть подозрения?

– Да, пока я рассматриваю вероятность убийства, хотя, возможно, это было самоубийство – есть намеки на то, что случившемуся предшествовала депрессия. Однако кое-что не стыкуется, поэтому сейчас я проверяю некоторые детали.

Ну что ж, вполне разумно. Она поймала себя на том, что подсознательно одобряет его действия.

– Он останавливался в соседнем городке, Мелбери, – продолжил Сорвин. – Когда я просматривал его вещи, то наткнулся на золотые часы.

– Краденые?

– Я сперва тоже так подумал, но потом нашел фотографию. – Сорвин помолчал. – Я еще не уверен, но, по-моему, на ней изображены Флеминги.

– И? – Беверли чувствовала, что они подходят к финалу, и этот финал ей совершенно не нравился.

– На этих часах была гравировка «Пенелопе от Клода на память».

Беверли онемела, и в ее голове завертелся целый вихрь мыслей, ни одну из которых ей не удавалось додумать до конца.

– То есть, возможно, они и были украдены, – продолжил Сорвин, – но как-то странно, что вор хранил у себя фотографию людей, которых обокрал.

Беверли чувствовала, что должна что-то сказать.

– Это в том случае, если на фотографии действительно изображены Флеминги.

– Да, конечно…

– И если часы принадлежали именно им.

– Ну, имена Клод и Пенелопа нечасто встречаются. – Он явно был разочарован ее скепсисом.

– И чего ты хочешь от меня?

Сорвин продолжал говорить с робкой неуверенностью, словно она по-прежнему являлась его начальницей, хотя они теперь занимали одинаковые должности.

– Я хотел бы, чтобы ты проверила опись имущества по этому делу и узнала, не значатся ли среди украденного золотые часы. Я могу выслать тебе фотографию. Кроме того, может, ты взглянешь на снимок пожилой четы? Фотография старая и потрепанная, но лица на ней видны отчетливо. Я сейчас пошлю ее тебе факсом.

– Хорошо, – как можно более бодрым тоном ответила Беверли. – Я с радостью вернусь к этому делу.

Хотя вряд ли это прозвучало искренне. Благодарности Сорвина не было границ.

– Спасибо. Может, тебе удастся связаться с их дочерью – как ее звали? Возможно, она узнает часы, даже если они не внесены в список украденных вещей.

Беверли едва не рассмеялась при мысли о том, что ей придется обращаться к этой ядовитой сучке.

– Сейчас не могу вспомнить, как ее звали, – спокойно ответила она. – Да и нынешний ее адрес, скорее всего, отсутствует в деле.

– Да, конечно.

Он был настолько разочарован, что она поспешила его утешить.

– Ладно, посмотрим. Даже если мне не удастся с ней связаться, я просмотрю материалы дела.

– Возможно, все это ерунда и вообще не имеет никакого отношения к погибшему, и тем не менее надо это проверить. И кто знает – может, нам придется вновь открыть дело Итон-Лэмберта?

О боже!

– Посмотрим, посмотрим. Ты пошлешь мне фотографию прямо сейчас?

– Я уже это делаю. Я действительно страшно тебе признателен, Беверли.

Она расслышала в его голосе намек на прошлое. Может, он до сих пор испытывал к ней нежные чувства?

– Никаких проблем, Эндрю. Буду рада тебе помочь, – ответила она.

Сорвин повесил трубку, а Беверли еще долго сидела, погрузившись в размышления.

Утром Айзенменгер, ездивший в Мелбери за газетами, вернулся к замку другой дорогой, которая вела мимо игровой площадки. Весной, летом и ранней осенью канаты, качели и подземный ход использовались на полную катушку, однако зимой все находилось в запустении.

Но не в этот день.

Айзенменгер взглянул налево и увидел на качелях Тома.

Вообще-то в этом не было ничего странного. Удивило его лишь то, что качели раскачивал Малькольм Грошонг, а не Нелл, Тристан или Доминик.

Айзенменгер припарковался во дворе и уже собирался войти в замок, когда увидел, что из северного крыла выходят Тристан и Хьюго. Оба несли винтовки. Айзенменгер был заинтригован: увиденное свидетельствовало о том, что в замке идет какая-то жизнь, к которой он не имеет никакого отношения. Он оглянулся и еще раз взглянул на Грошонга, который продолжал раскачивать качели. Айзенменгер стоял до тех пор, пока его не начал пробирать холод, а потом взял с пассажирского сиденья газеты и направился к замку.

Черт!

Факс не слишком нежно обошелся с фотографиями, однако их качество было вполне приемлемым для того, чтобы Беверли смогла идентифицировать часы с украденными из дома Клода и Пенелопы Флеминг.

Золотые дамские часы на батарейках. Фирма «Омега». На циферблате римские цифры. Показывают число. Надпись на крышке: «Пенелопе от Клода на память».

Последние сомнения рассеялись после того, как она взглянула на фотографию пожилой пары, хотя ей ужасно не хотелось признавать в этих людях погибших родителей Елены.

Она сидела в своем кабинете, а перед ней высилась кипа папок, на верхней из которых было отчетливо выведено: Флеминги.

Что все это значило?

Этот вопрос не давал Беверли покоя – он еле слышно долетал до нее из прошлого, которое, как ей казалось, уже давно мертво, и в его шелесте слышалась угроза, как ни пыталась она приглушить и задавить ее, уверяя себя в том, что на этот раз правосудие, которое общество считало безупречным, не допустило ошибки.

Время двигалось к середине дня, а это означало, что участок постепенно погружается в дрему; гул неоновых ламп нарушали лишь редкие хлопки дверей да случайные вскрики. Жалюзи в маленьком кабинете Беверли были опущены, и интерьер освещала лишь настольная лампа. В комнате было жарко, но Беверли догадывалась, что выступивший у нее на лбу пот вызван не только этим.