Онлайн книга «Окончательный диагноз»
|
Она похлопала его по колену. Сделай это кто-нибудь другой, этот жест никоим образом не нес бы сексуальной нагрузки. — Мы будем делать то, что делают все хорошие полицейские. Мы не будем предвзятыми. — Прошу прощения? — с рассеянным видом переспросил Айзенменгер. «Что же мы упускаем из виду?» — Мы не будем утверждаться ни в собственной правоте, ни в том, что мы ошибаемся. — Однако она уже заметила, что он думает о чем-то другом и не слышит того, что она говорит. — Мы не будем полагаться на достоверность их алиби, но в то же время не станем ограничиваться лишь этим кругом подозреваемых. Мне нужны имена всех, кто когда-либо работал с Уилсоном Милроем и кто владеет навыками вскрытия тела. — Может, тебе еще предоставить и номера их страховых свидетельств? Беверли встала и одернула юбку, словно и не пытаясь привлечь внимание к собственным ногам и бедрам. Затем она нагнулась и, не говоря ни слова, поцеловала его в щеку. — Нет, только данные о длине членов, — с улыбкой прошептала она. — Это не совсем законно. — Он едва расслышал слова Беверли за хрустом гравия, по которому они шли. Однако если в ее фразе и заключалась какая-то опаска, то улыбка, брошенная Айзенменгеру, говорила совсем о другом. Она явно получала удовольствие. — Может, есть другой способ выяснить это? Она наградила его укоризненной улыбкой и просто ответила: — Нет. Затем она отвлеклась, и некоторое время они шли молча, пока он не спросил: — Скажи мне, Беверли, а что тебе больше нравится — защищать закон или нарушать его? Она рассмеялась: — Конечно нарушать, Джон. Это гораздо интереснее. — И она сжала его руку. Это происходило уже на следующий день, и солнце сияло вовсю. Дом Милроя находился в относительно уединенном месте, и тем менее они не могли исключить вероятность того, что их заметят, поэтому вели себя как можно более скромно и шли, взявшись за руки, всячески демонстрируя, что не преследуют никаких зловещих целей. — И возбуждение все оправдывает? Она глубоко вздохнула: — Ну Джон. Только представь себе, что могло бы быть. Пожилым соседям они вполне могли казаться влюбленной парочкой, не вызывающей подозрений. У входной двери Беверли извлекла из сумки связку пронумерованных ключей. — Могу я осведомиться, где ты это взяла? — сухо поинтересовался Айзенменгер. Она наградила его долгим взглядом своих ярких бездонных глаз. Губы ее были покрыты столь же яркой и блестящей помадой. — Нет, Джон, вряд ли это будет разумно. Она не хотела ставить его в известность, каким образом ей удалось заполучить этот трофей, как не хотел Фишер снабжать ее этой опасной контрабандой, и что ей пришлось пообещать ему за это. Дверь была заперта на два замка. Когда она открыла первый, он поинтересовался: — А кто является наследником? — Салли Милрой. Они так и не развелись. Дом был спроектирован в роскошном стиле и имел шесть спальных комнат. Он был еще достаточно новым и не нес на себе следов упадка, хотя Айзенменгеру удалось заметить кое-какие недостатки постройки — щели в фундаменте, пятно от протечки на крыльце и покосившиеся светильники на стенах. К тому же все свидетельствовало о том, что этот дом был приютом холостяка. — Похоже, хозяин не слишком увлекался домоводством. Как только дверь за их спинами захлопнулась, они стали чувствовать себя более раскованно, и голос Беверли прозвучал в тишине неожиданно и пугающе громко. На ее лице появилось выражение брезгливости, когда она ощутила запах пыли и давно приготовленной пищи. Айзенменгер внимательно оглядывался по сторонам. — Почему мне никогда не доводилось обыскивать дома, которые мне нравятся? — обращаясь не то к дому, не то к самой себе, спросила Беверли и добавила: — Мы ищем что-то конкретное? Голос Айзенменгера донесся из самой дальней комнаты: — Не думаю, чтобы он что-нибудь прятал. Мы ищем коробку с документами. Скорее всего, она находится в кабинете, но стопроцентно гарантировать я не могу. Они переходили из комнаты в комнату, но ничего существенного за исключением общей запущенности им обнаружить не удавалось. Было очевидно, что большая часть шкафов и комодов не открывалась месяцами, если не годами. Единственное, что им удалось найти, — это многочисленные фотографии одной и той же привлекательной молодой женщины; в главной спальне их было четыре. — Красивая сука, — беря одну из них в руки, заметила Беверли. — Сука? — удивленно переспросил Айзенменгер. — Я не имела в виду ничего оскорбительного, Джон. Она легла на кровать, и он попытался сделать все возможное, чтобы на нее не смотреть. — Может, передохнем? — спросила она, глядя в потолок. Айзенменгер открыл шкаф и обнаружил, что тот заполнен женской одеждой и обувью. — Боюсь, у нас нет на это времени, — с невозмутимым видом ответил он. — Извини, не поняла? Он оглянулся как раз в тот момент, когда она перекатилась на бок и приподнялась на локте, устремив на него невинный взгляд, так что ему потребовалось несколько мгновений на то, чтобы собраться с духом и повторить: — Боюсь, у нас нет времени. Она наградила его понимающей улыбкой и столь долгим многозначительным взглядом, который вмещал в себя все — от законов квантовой механики до примитивной пульсации в яйцах. — Ну ладно, — промурлыкала она и поднялась с кровати. Похоже, у нее была страсть одергивать юбку и поправлять бюстгальтер. Они вошли в кабинет, когда-то также являвшийся спальней, а теперь заваленный бумагами и папками. У окна располагался стол, на котором стояли плоский монитор и клавиатура. В противоположном углу находились диван и низкий кофейный столик, а перед ними телевизор и стереосистема. Вдоль стен стояли стеллажи, заполненные книгами и папками. В каком-то смысле это помещение являлось памятником профессиональным успехам Милроя — стены были увешаны обрамленными сертификатами и авторскими свидетельствами, сообщавшими обо всем, чего ему удалось достичь в жизни. Айзенменгер даже начал искать глазами значок велосипедиста и, не найдя такового, пришел к выводу, что Милрой так и не овладел ездой на велосипеде. — Ну и ну, как он был горд собой, — заметила Беверли. — Но тебя он точно любил, — задумчиво добавила она, обнаружив еще одну фотографию Салли Милрой, на это раз с девочкой-подростком. Айзенменгер оглянулся, удивившись ее тоскливому тону. Она поставила фотографию на место и подошла к дивану. — Это диван-кровать, — заметила она. — Могу поклясться, он здесь и спал. Не считая ванной и кухни, все свое время он проводил именно здесь и не пользовался остальными помещениями. |