Онлайн книга «Когда сгущается тьма»
Однако теперь Джек начинал склоняться к противоположному мнению. — Сколько вам лет, Фэлкон? — Это указано в моем деле. — Не сомневаюсь. Но все-таки ответьте мне на этот вопрос, ладно? — А на сколько лет я, по-вашему, выгляжу? Джек некоторое время исследовал взглядом его лицо. — На сто пятьдесят семь. Плюс минус десять. — Мне пятьдесят два. — А вам не кажется, что в таком случае вы малость староваты для дочери мэра? — Мне нужен адвокат, а не любитель рассуждать. — Вы получили то, за что заплатили. — Иногда шутка или беззлобный намек развязывали языки подобным парням или по крайней мере позволяли немного расслабиться адвокату. У Фэлкона лицо было словно каменное. «Он уже лет десять как не улыбался», — подумал Джек. — Вы латинского происхождения, не так ли? — И что из того? — Просто интересуюсь, откуда вы родом? — Это не ваше чертово дело. Джек заглянул в папку. — Здесь сказано, что вы получили американское гражданство в тысяча девятьсот восемьдесят втором году. И что вы уроженец Кубы. Моя мать тоже родом с Кубы. — Правда? Ну, значит, ваша мать была милым человеком. А вот ваш отец — сомнительно. Джек решил пропустить эту реплику мимо ушей. — Как вы сюда добрались? — Дырявый плот и отчаянное везение. А вы? — Ну, мне просто повезло. Я здесь родился. Где вы сейчас живете? — В Майами. — Где именно в Майами? — Есть такое местечко у Майами-ривер. Как раз перед мостом Твелфс-авеню. — Это дом или квартира? — Вообще-то это автомобиль. — Вы живете в автомобиле? — Да. То есть когда-то это был автомобиль. Но с тех пор с него сняли все, что только возможно, и он давно уже не ездит. Ни колес, ни мотора. Но крыша над головой осталась. — И кто является его владельцем? — Откуда мне знать? Объявляется иногда один старый пуэрториканец по имени Мэнни. Полагаю, что он-то и был его хозяином. Но что мне до этого? Я его не трогаю, он меня не трогает. Понимаете, о чем я? — Понимаю. У нас с отцом тоже была такая договоренность, когда я учился в средней школе… Позвольте мне задать вам один вопрос: сколько лет вы уже бомжуете? — Я не бомжую. Я же сказал вам, что живу в автомобиле. — О'кей. В таком случае сколько лет вы живете в автомобиле? — Лет пять, полагаю. Я перебрался в него, когда Клинтон еще был президентом. — А чем занимались до этого? — Был послом во Франции. Какого дьявола вы меня об этом спрашиваете? Разве это имеет отношение к делу? Джек отложил свой рабочий блокнот. — Скажите мне одну вещь, Фэлкон. Вы столько лет прожили на улице… Как получилось, что вы впервые попали в поле зрения закона, только взобравшись на мост и пригрозив самоубийством? — Просто я умный парень. И всегда держу нос по ветру. — Скажите, вы когда-либо общались с работниками благотворительных организаций вроде «Цитрус хелс нетуорк» или представителями клиники ментального здоровья в Джексоне? — Одна женщина по имени Ширли приходила меня навещать. Все хотела, чтобы я вернулся вместе с ней в госпиталь и прошел там курс лечения. — Ну, а вы? Пошли с ней? — Нет. — Ширли когда-нибудь говорила о вашем здоровье? — Она считала, у меня наблюдаются признаки паранойи, но при этом я хорошо компенсирован. — И что вы ей на это сказали? — Поблагодарил за заботу, мол, быть сумасшедшим, конечно, плохо, но приятно, что хорошо компенсирован — я имел в виду свой большой пенис. Джек пропустил ремарку мимо ушей. — Ну а в полицию вас забирали? Вы находились когда-нибудь в центре временного содержания или что-то в этом роде? — Хотите узнать, задерживался ли я на основании акта Бейкера? Джека не удивило, что бомж знал юридическую терминологию. Он и в самом деле был хорошо компенсирован — в психологическом плане. — Да, именно это меня и интересует. — Будь я сумасшедшим, меня посадили бы в «крыло А». «Крылом А» в тюрьме округа Майами-Дейд называли отделение для психически больных задержанных. — Никто и не говорит, что вы сумасшедший, — пожал плечами Джек. — Это вы все сумасшедшие. Ходите по улицам и делаете вид, будто таких, как я, не существует. Джек не стал распространяться на эту тему, но в своем блокноте записал: «Возможная анасогнозия», — использовав медицинский термин, который узнал и взял на вооружение, когда занимался делами со смертельным исходом. Термин означал неспособность человека осознать, что он болен. — Поговорим об этом позже, — сказал Джек. — А пока позвольте довести до вашего сведения следующее. Против вас выдвинут целый ряд обвинений: блокирование моста и хайвея, организация беспорядков, непристойное обнажение… — Надо же мне было пописать… — Возможно, вам следовало для этого спуститься с фонаря. Непредусмотрительно поступили. — Джек продолжил чтение списка его прегрешений: — Также вы оказали сопротивление при аресте, оскорбили офицера полиции… — Это что, шутка? Пауло обещал, что, когда я спущусь, мне позволят переговорить с дочерью мэра. Но не успели мои ноги коснуться земли, как на меня накинулись парни из СВАТа. Ясное дело, я стал сопротивляться… — Я просто читаю список обвинений. Не я их выдвинул. — Ну что за страна! Человек просто хотел спрыгнуть с моста… Почему это незаконно? — Возможно, если бы закон это позволял, то от желающих не было бы отбоя. Это как в случае с разрешением гомосексуальных браков. — Они выдвинули против меня все эти обвинения только потому, что я хотел поговорить с дочкой мэра. — А что, собственно, вы собирались ей сказать? — Это дело сугубо личное и касается только меня и ее. — Тут мне придется вас самую малость подкорректировать. Уж коли мне предстоит быть вашим адвокатом, давайте с самого начала проясним одну вещь. Вас и Алисию Мендоса ничего не связывает. Абсолютно ничего. Губы Фэлкона изогнулись в странной кривоватой усмешке, выражавшей мрачное удовлетворение. Джеку уже приходилось видеть нечто подобное — в камере смертников. — А вот тут вы ошибаетесь, — сказал Фэлкон. — Сильно ошибаетесь. Я знаю, что она хотела поговорить со мной. Очень хотела. |