Онлайн книга «Под покровом тьмы»
|
– Ясно. – Энди улыбнулась одними глазами. – Вы собираетесь найти мою маму? Энди и Гас переглянулись. Она почувствовала, что о ФБР у отца и дочери разговора еще не было. – Я хочу помочь твоему папе. Зазвонил телефон. Морган вытащила беспроволочную трубку из сумочки Барби. – Привет, Ханна. – Похоже, кто-то нашел подружку-прогульщицу, – подмигнула Энди. Морган вспыхнула – виновная по определению. Быстро помахав на прощание, она пошла по коридору, потом остановилась и оглянулась. – Можете как-нибудь зайти ко мне в комнату, Энди. Если хотите. – Хотелось бы. Морган вроде бы улыбалась. Гас выглядел явно растерянным. – Как, черт возьми, вы сделали это? – Это наше, девичье. – Думаю, действует лучше, чем всякие папины глупости. – Да ладно вам. Папа, у дочки которого есть розовый телефон, не может быть совсем уж плохим. Энди прошла за Гасом на кухню, напоминавшую фотографию с разворота в модном журнале. Добротные шкафы вишневого дерева. Много гранита и нержавеющей стали. Стол размером с Гавайи. Энди пододвинула табурет к стойке. Гас, слишком нервничавший, чтобы сесть, остался стоять. Долгожданный солнечный луч пробился сквозь застекленную крышу, почти проведя между ними черту. – Вы ведь не говорили Морган, что маму ищет ФБР? – Это прозвучало как вопрос, но с каким-то обвинительным уклоном. – Нет. Я боялся, что даже простое упоминание о ФБР только еще больше напугает ее. – Надо быть честным. Детская интуиция сильнее, чем вы думаете. – Особенно у этого ребенка. Если она так хорошо все понимает в шесть лет, страшно подумать, что будет в шестнадцать. – Единственный ребенок в семье нередко оказывается взрослее ровесников. Гас налил две чашки кофе, потом встал по другую сторону стойки. – У Морган, несомненно, есть кое-какие вполне взрослые склонности. – Он вспомнил об исчезнувшей из кабинета деревянной лошадке. – Что вы имеете в виду? – Ничего. Вы думали над тем, что я рассказал о Бет? – За последний час я лишь об этом и думала. – И? – Пищевое расстройство, кражи в магазинах… Я бы сказала, что это родственные проявления какой-то проблемы. Нехватка самоуважения, цели, индивидуальности. У женщины неприятности, и она вроде как зовет на помощь. – Я слышал о пищевых расстройствах. Даже членовредительстве. Но воровство? Энди глотнула кофе, потом осмотрелась. – Она жила в мире, где выполняются все ее материальные потребности. Кража предметов первой необходимости вроде одежды была для вашей супруги последним способом вырваться из привычного окружения. Она когда-нибудь прежде делала что-то подобное? – Крала? – Нет. Она выказывала возмущение образом жизни, который вы вели? – Насколько мне известно, нет. – У вас есть хоть какая-то идея, почему она была так несчастна? – Это более сложный вопрос. – Позвольте мне упростить его. Несколько лет назад ваша жена обвинила вас в жестоком обращении. – Да. – Жестокое обращение нередко заставляет женщину делать странные вещи. Особенно если это длится много лет. Я не раз видела, как подвергшаяся жестокому обращению жена срывалась и поступала довольно странно. – Бет никогда не подвергалась жестокому обращению. Энди смягчила тон, не желая переходить к конфронтации: – Можно немного поговорить об этом? То же самое вы утверждали, когда мы встречались у судмедэксперта. Мне бы хотелось верить вам. Но почему она подала то заявление? – Как я уже говорил, это сложный вопрос. Энди подумала, не означает ли «сложность» Марту Голдстейн. – По-моему, мне важно знать это. Вы не согласны? Гасу явно не хотелось снова вскрывать затянувшиеся раны, но вопрос, несомненно, требовал ответа. – После рождения Морган у Бет была ужасная депрессия. По нескольку дней она не выходила из спальни, не хотела заниматься дочерью. – Такое бывает чаще, чем вы думаете. Уитли положил себе в кофе сахар. – Мне так и говорили, но от этого не легче. Нам были нужны двухсменные няни для ухода за ребенком, потому что Бет не следила даже за собой. Я пытался уговорить ее показаться психиатру, но жена не хотела. Так тянулось день за днем. Я приходил домой – она по-прежнему лежала в постели, как в момент моего ухода. Мы начали ссориться. Просто словесные перепалки – и только. Она плакала и кричала, что я не обращаю на нее внимания, пренебрегаю ею. Казалось, один и тот же спор длится ночь за ночью. За исключением того, что через некоторое время Бет начала оскорблять меня, ничего не изменилось. Единственная моя вина заключалась в том, что я был по горло занят на работе – не обращая, как она говорила, на нее внимания. А потом Бет вдруг назвала это жестоким обращением. – Так вы говорите, что только в этом и заключалось жестокое обращение? – Именно так. – Но из поданного в полицию заявления следует совсем другой вывод. Она утверждала, что вы оскорбили ее физически. – Это преувеличение. – Зачем ей выдумывать такое? – А зачем ей красть в магазине платье двенадцатого размера? – Так вы на это надеетесь? Что люди узнают, как ваша жена воровала, и наконец поверят, что обвинения в жестоком обращении выдуманы? Гас сначала онемел, потом возмутился: – Я не намерен предавать это гласности. Вам же рассказываю только потому, что надеюсь – это поможет узнать, что произошло с Бет. Я сообщил вам это по секрету. – Простите. Понимаете, ведь вы очень известный юрист. Трудно поверить, что вам наплевать на мнение других людей… – Не наплевать. И меня очень беспокоит, как люди реагируют на это. Мои друзья, ее друзья. Моя собственная фирма. Я почти потерял работу из-за этого. Почему-то одного обвинения оказалось достаточно, чтобы признать меня виновным. Даже после того, как Бет забрала заявление… – Посторонним трудно понять, во что верить в таких ситуациях. – Тогда почему они верят в худшее? – Думаю, дело в пикантности. Влиятельный юрист, который бьет жену. Или отчаявшаяся жена, которая выдумывает такое, чтобы не дать мужу уйти к другой женщине. – Откуда вы это взяли? – Не могу сказать. – Вы говорили с Мартой Голдстейн, да? – Я действительно не могу говорить об этом. |