Книга Законы отцов наших, страница 114 – Скотт Туроу

— Так оно и есть, — отвечает Хардкор.

Я перевожу взгляд со свидетеля на Хоби и вижу на его липе мимолетную улыбку. Впервые с начала сегодняшнего заседания. Неужели ухватился за что-то?

— Хорошо, скажите нам, на каком расстоянии от миссис Эдгар находился Горго на своем велосипеде, когда он застрелил ее?

Пальцем с длинным ногтем Хардкор описывает расстояние между собой и Хоби. Достаточно близко, чтобы не промахнуться. Эта же мысль, очевидно, пришла в голову и Хардкору, потому что на его лице появляется натянутая улыбка. Хоби, уловив ход мыслей свидетеля, тоже улыбается:

— Но ведь он мог видеть, что это женщина, не так ли?

Мольто заявляет протест на том основании, что Хардкор не может давать показания о том, что мог или не мог видеть Горго.

— Достаточно справедливо, — говорит Хоби. — Но вы-то могли видеть, что это была женщина, находясь от нее в двенадцати футах, верно?

— Я же не такой тупой, как он.

Хоби задумывается. Хардкор ловко парирует удары.

— Хорошо, ну а Баг махала рукой Горго?

— Конечно.

— Пыталась остановить его?

— Точно.

— Однако вы не делали никаких попыток остановить Горго? Не махали ему?

— Нет.

— Вы не кричали ему?

— Нет.

— Вы сразу бросились на землю?

— Именно так.

Хоби постепенно приближается к Хардкору. Он подходит совсем близко и осмеливается прикоснуться к барьеру, ограждающему место для свидетеля.

— Вы же знали, что он ни в коем случае не остановится, не так ли?

— Туфта, парень! — Хардкор машет тыльной стороной руки всего в нескольких дюймах от носа Хоби. — Послушай, я не знаю, что ты там о себе думаешь! Посмотри этому сучьему выродку, этому долбаному ниггеру в глаза, парень, и ты увидишь, что гребаный недоумок выстрелит во что бы то ни стало. Я таких навидался на своем веку.

— Сэр, вы знали, что Горго уже не остановить, что он выстрелит в любом случае, верно? Несмотря на то что там стояла женщина, а не мужчина? И в результате вы бросились на землю?

— Я уже ответил на этот идиотский вопрос.

— Судья!.. — с некоторым запозданием вмешивается Томми.

Я принимаю протест, и Хоби, уткнувшись в записи, пытается найти какую-то другую тему, но опять безуспешно. Естественно, я раскусила его замысел — однако чего он добьется этим? Чем это поможет Нилу, даже если он докажет, что объектом покушения должна была стать Джун, а не Эдгар?

— Сенатор Эдгар, — произносит Хоби. — Давайте поговорим о нем. Вы уже встречались с ним однажды, если верить вашим показаниям.

— Похоже на то.

— Похоже? Так вы виделись с ним один раз или больше?

— Сдается мне, парень, что ты и сам хорошо знаешь, что у нас с ним была всего одна встреча.

— А может, больше?

Хардкор презрительно поводит головой и молчит, считая, что и так уже дал исчерпывающий ответ. Хоби буравит его сердитым взглядом, однако по здравом размышлении решает оставить эту тему.

— А теперь, Хардкор, скажите, для вас и для Ти-Рока идея вытащить Кан-Эля из тюрьмы имела огромное значение, не так ли?

— Понятное дело, — отвечает он. — Все остальное — туфта.

— И значит, поэтому вы согласились встретиться с сенатором? Я прав? Потому что вытащить Кан-Эля из тюрьмы для вас все равно что трахнуть государство. Верно?

— Это ты трахаешь своих клиентов, — отвечает он и усмехается, презирая Хоби за попытку перейти на его лексикон.

— И вы сказали нам, насколько я помню, что когда выяснилось, что сенатор Эдгар выдвигает идею превратить «УЧС» в политическую организацию, вы здорово разозлились?

— Черт возьми, да он нам просто все мозги запудрил этим дерьмом. У старого пердуна, видно, башку заклинило. Это же нереально.

Хоби кивает, расхаживая по залу, напряженно обдумывает что-то. Затем вдруг резко поворачивается и спрашивает тихим голосом:

— Как вы думаете, зачем сенатор Эдгар собирался приехать туда?

Хардкор молчит. Я вижу, как он оглядывается на Айреса.

— Нил заказал нам своего папашу. Вот и все.

— Все ли? Давайте расставим все по местам, Хардкор. Вот перед нами два гангстера. Воры в законе. Черные. Оба закоренелые рецидивисты, верно? А еще у нас важный белый политик, председатель сенатского комитета по уголовному судопроизводству, который бросает все и едет черт знает куда, в северный конец Дюсейбла. И забирается на заднее сиденье лимузина, принадлежащего местному авторитету, чтобы пообщаться с такими, прямо скажем, сомнительными личностями, как вы. При этом ему прекрасно известно, что все, к чему вы стремитесь, — это освободить вашего кореша Кан-Эля из редъярдской тюрьмы. А теперь я еще раз спрашиваю вас, Хардкор: с какой целью, по вашему мнению, сенатор собирался приехать туда? Как вы думаете, какую выгоду для себя он собирался извлечь из этого?

Мрачный и неподвижный Хардкор смотрит куда-то вдаль и молчит. Хоби наконец-то нащупал слабое место.

— Ну так что? — спрашивает Хоби. — Вы с Ти-Роком уже обсудили этот вариант, не так ли?

Хардкор отрицательно машет головой.

— Вы поехали туда, думая, что вам удастся всучить сенатору Эдгару взятку, верно?

Встрепенувшись, Айрес легко и непринужденно бросает свое поджарое тело вверх и поднимает руку.

— Судья, — говорит он, — я попрошу выслушать меня.

Внезапно на меня снисходит просветление. Мне ясно, что здесь делает Джексон. Он не только защищает Хардкора. Он следит за тем, чтобы не пострадали интересы Ти-Рока, Кан-Эля и всей его клиентуры из «УЧС». Я жестом прошу Айреса занять свое место, а Хоби просит меня отдать распоряжение судебному секретарю зачитать вопрос снова.

— Ничего подобного, — говорит Хардкор. — Это твои выдумки.

Ноздри Хоби раздуваются, как у гончей, почуявшей след. Впервые с начала перекрестного допроса я почувствовала, что Хардкора уличили во лжи. Очевидно, Хардкор и Айрес решили начисто отрицать этот пункт. Если бы Хардкор сознался в участии, в сговоре с целью дачи взятки официальному лицу, условно-досрочное освобождение Ти-Рока оказалось бы под большим вопросом. И что еще хуже, Хардкору пришлось бы самому отказаться от надежды ограничить свое пребывание в Редъярде десятью годами.

— Значит, вы говорите нам, Хардкор, что никогда не предлагали денег сенатору Эдгару ни прямым, ни косвенным образом и не получали таковых через него? Вы это хотите сказать? Вы понимаете, о чем я вас спрашиваю?

— Ниггер, я понимаю тебя отлично.

Хоби стоит со спокойствием паралитика. Единственная движущаяся часть тела — кончик языка, который непроизвольно высовывается между зубами. Слово. Оно вонзилось в него как стрела. Между ними вдруг на мгновение разверзлась вся пропасть жизни черных, вековое наследие презрения.