Онлайн книга «Исповедь моего сердца»
|
— Мама?.. И уже в следующее мгновение он стоял на коленях подле ее кровати, рыдая в материнских объятиях. — Мой дорогой Роланд, дитя мое, Бог вернул мне тебя, — плакала Анна Эмери. Так оно и было. IV Проницательный старый Стаффорд Шриксдейл с первых секунд встречи понял, что этот «беспамятный племянничек», о котором только и говорили в Филадельфии в эти дни и о чьем возвращении торжественно вещали общенациональные газеты, — самозванец. Но он был так потрясен, так выбит из колеи дерзостью игры, которую затеял незнакомец, что только и смог что пробормотать слабым, прерывающимся голосом какое-то приветствие и, к своему последующему сожалению, пожать ублюдку руку. Которая оказалась холодной, влажной и липкой, хотя рукопожатие было крепким, как никогда в прошлом, насколько мог припомнить дядюшка Роланда. И этот косой, на миг вспыхнувший взгляд самозванца не имел ничего общего с водянистым взглядом Роланда. Тем не менее: существовала бедная Анна Эмери, сияющая и дрожащая от радости, повисшая на руке своего мальчика и хватающая Стаффорда за рукав, словно желая соединить их в объятии, к которому ни один из них не стремился. Все было именно так, как говорили кругом: Анна Эмери ничуть не сомневалась, что этот человек — ее чуть было не потерянный навсегда сын Роланд, а кто решится спорить с ней, во всяком случае, сейчас? Анна Эмери подтолкнула чужака: — Роланд, дорогой, ну попытайся вспомнить своего дядю Стаффорда, ну, пожалуйста! Это брат твоего покойного отца. Ну, постарайся. Здоровенный мерзавец изо всех сил принялся изображать старание, морща лоб, щурясь и беззвучно шевеля губами, как… как настоящий Роланд. А когда он наконец заговорил — это был голос Роланда. — Д-да, мама. Я постараюсь. Может, с Божьей помощью… В результате проницательный старый Стаффорд Шриксдейл уходил после первой встречи со своим «беспамятным племянником», одновременно и продолжая верить, что этот человек — самозванец, и поколебленный в своей убежденности. А что, если?.. Может, испытания, через которые он прошел на Юго-Западе, и большие физические нагрузки и впрямь так изменили Роланда Шриксдейла? Сыновья Стаффорда, приходившиеся Роланду кузенами и никогда не жаловавшие рыхлое болезненное заласканное существо, как всегда, резко разошлись во мнениях, при этом каждый видел то, что казалось очевидным ему, и был готов ополчиться на всякого, кто с ним не соглашался. Бертрам сказал: — Он не Роланд. Это ясно и дураку. Лайли сказал: — Но он должен быть Роландом — разве можно обмануть стольких людей, а тем более Анну Эмери? Уиллард сказал с иронической, типично адвокатской интонацией: — Манера речи этого человека, неуловимо нервная интонация, косые взгляды и усмешки, то, как он по-женски вертит плечами и ягодицами, как ходит, — все это указывает на то, что он Роланд, черт бы его побрал. Однако в то же время, если присмотреться повнимательнее, как это сделал я, изучив его сзади, с боков, издали и вблизи, то кажется, что это наш кузен в оболочке другого человека, незнакомца, который на несколько лет старше Роланда, каким мы его помним. — Уиллард, ты что, с ума сошел? Что ты такое несешь? — перебил его Бертрам. — «Наш кузен в оболочке…» В какой такой «оболочке»? — …он не такой рыхлый, как Роланд, гораздо более мускулистый, — раздраженно продолжал Уиллард. — У него немного другие рот и подбородок. И потом, эти глаза… Но в то же время — выражение лица, эта унылая собачья безнадежность… — А я бы сказал, что он выглядит моложе Роланда, моложе, чем должен был бы быть Роланд. — Моложе? Да нет же, конечно, старше. — Я хочу сказать… для человека, столько пережившего… Сколько дней он блуждал в пустыне? И эти раны… — Глаза у него темнее, чем у Роланда. — Наоборот, светлее. Они какие-то более… стальные. — Мне кажется, он узнал меня. Могу поклясться, что он — наш кузен. — Тетка Анна Эмери — глупая старуха, к тому же полуслепая. Ты же знаешь, над ней все потешаются. — …жалеют ее, я бы сказал. — Если бы я уехал, пропал, был изранен, почти умер, а потом вернулся в Филадельфию, ты бы, наверное, и меня не захотел признавать, — горячо воскликнул Лайли, — чтобы лишить меня моего положения! Скажешь, не так? Ну, скажи! — Ты, Лайли? Какое все это к тебе имеет отношение? — Это имеет отношение ко всем нам. Если можно вышвырнуть Роланда, то почему бы и не любого другого из нас? — Но это глупость. Ты — не Роланд. И ты — не самозванец. — Готов поклясться, что и голова у этого человека крупнее, чем у Роланда. И лоб более квадратный. — Тем не менее он носит шляпы Роланда. Ты ведь видел. — И шея у него толще, это очевидно. Как у бычка. — Но это может быть Роланд, только окрепший и возмужавший там, на Западе. — То есть больше не девственник? — Роланд? Нет, это невозможно. — А вот для такого человека — вполне возможно. — И тем не менее, да простит меня Бог, сейчас он мне нравится гораздо больше, чем когда мы были мальчишками. — Кто: этот Роланд или?.. — И уши у него не торчат, как раньше. А кончики ушей — острее. — И волосы в ушах. Как у меня. — И брови более кустистые… — Я бы сказал, что этот человек более… реален. Его существование — более реальный физический факт. — Да уж, бедолага Роланд никогда не казался реальным. Некоторое время они молча курили сигары, размышляя. Наконец Лайли нетерпеливо сказал: — Нет, все же он должен быть Роландом. Ведь никто не сказал, что это не он. — Кроме отца. И нас. — Я не говорил, что это не Роланд, во всяком случае, если и говорил, то без уверенности, — возразил Уиллард. — Ну а я говорил, — сказал Бертрам. — И точно знаю, что этот человек — не Роланд. — Послушайте, но это же невероятно, чтобы какой-то чужак мог обмануть всех нас, начиная с Бейгота. Уж Бейгот-то не дурак. К тому же этого «Роланда» видело множество наших родственников, признаюсь, некоторые из них — идиоты, вроде Анны Эмери, но они почувствовали бы, если бы это был не Роланд; всем Сьюэллам он так понравился. И слуги в Кастлвуде его, похоже, признали — впрочем, им-то все равно. Но Бейгот! Как быть с Бейготом? — Этот парень — себе на уме, — злобно сказал Бертрам. — Бейгот? Да что ты! — Да, именно. Ему нельзя доверять, он никогда не был на нашей стороне. |