Книга Рулетка для умных, страница 105 – Иван Сербин

— Предположим. — Степан обвел взглядом визитёров. — И что дальше?

— Степан Александрович?

— Допустим.

— Не допустим, а потрудитесь ответить на вопрос, — официальным тоном сказал фээсбэшник.

— Ну, Степан Александрович, и что дальше?

— Проживаете в сто двенадцатой квартире, работаете в налоговой полиции. Все правильно?

Степан поскреб затылок, оглянулся на дверь квартиры, сказал задумчиво:

— Вроде проживал до сегодняшнего утра. А что, меня уже уволили и решили выселить?

— Нет пока, — ответил холодно фээсбэшник. — Нам известно…

— Минуточку, — остановил его Степан и поставил ведро. — Кому это «нам»?

— Федеральной службе безопасности. — Говорящий продемонстрировал удостоверение. — Так вот, нам стало известно, что примерно сорок минут назад к вам заходил некий Андрей Андреевич Строев.

— Ребят, — Степан усмехнулся, — вам много чего известно. На то вы и ФСБ.

— Он до сих пор у вас?

— Кто?

— Строев.

— Да не знаю я никакого Строева.

— Конечно, знаете.

— Ну вы посмотрите. — Степан повернулся к коллегам собеседника. — Я ему: «Стрижено», он мне: «Кошено». Я: «Стрижено», он: «Кошено». Друг, — вновь посмотрел Степан на главного, — иди посмотри, если хочешь. Там открыто. А я пока мусор вынесу. Воняет.

Фээсбэшник взглянул на ведро. Бумаги, сигаретные пачки, кофейная гуща, картофельные очистки. Мусор.

— Пошли, — кивнул он коллегам.

Все трое вошли в квартиру, а Степан поспешил к мусоропроводу, мысленно благодаря Бога, что не забыл присыпать плащ мусором.

Когда он вернулся в квартиру, фээсбэшники стояли в комнате и… разглядывали брюки Андрея. Дверь в комнату Степки-маленького нараспашку, балконная дверь — настежь. Сволочи!

— Вы бы хоть обувь сняли, — скрывая замешательство, с неприязнью заметил Степан. — В комнату всё-таки входите, не в конюшню. А у нас маленький, между прочим.

— Чьи это брюки? — спросил фээсбэшник, резко поворачиваясь.

— Мои, — без тени смущения соврал Степан. — Чьи же ещё.

— Рост маловат, — язвительно сказал собеседник.

— Вырос, раздобрел малость. А брюки решил не выбрасывать. В хозяйстве сгодятся. Ремонт в квартире сделать или ещё чего. Не пачкать же выходной костюм.

Фээсбэшник пристально смотрел на хозяина, а тот, так же пристально, — в ответ. Старший группы сомневался в том, что брюки эти действительно принадлежат разыскиваемому. Иначе и разговор велся бы совсем в ином ключе. Можно было бы пристрелить этого чересчур разговорчивого мента, как говорится, для надёжности, но насчёт него прямого приказа не поступало. А за самодеятельность в их ведомстве по голове не гладят. И даже наоборот. Вполне могут и оторвать эту самую голову.

— Ладно. — Фээсбэшник бросил злосчастные брюки на диван, вытер руки. — Поверим пока вам на слово.

— Коллегам вообще надо на слово верить, — заметил Степан.

— Какой ты мне коллега, — брезгливо скривился тот.

— Ну, раз я тебе не коллега… — Степан открыл платяной шкаф, порылся на верхней полке, вытащил «макаров» и ловко щелкнул затвором: — Пошли вон из моей квартиры! А если захотите прийти сюда ещё раз — прихватите санкцию прокурора на обыск.

— Ты…

Один из подручных шагнул вперед, но Степан мгновенно переместил ствол, и тот уставился прыткому фээсбэшнику в живот.

— Попробуй подойди, — насмешливо сказал Степан. — Я в тебе мигом дырок понаделаю.

— Пошли, — кивнул главный, не сводя настороженного взгляда с пистолета. — Эти придурки из МВД все чокнутые.

Фээсбэшники бочком протиснулись к двери, вышли на площадку. Степан быстро захлопнул за ними замок, перевёл дух. А ведь прав был Андрей. Пожалуй, и убили бы, если бы были уверены, что ему известно об акции. Что-то такое мелькнуло в глазах у их главного.

Степан принялся торопливо одеваться.

* * *

Андрей и Маша вышли из лифта на первом этаже и, сопровождаемые пристальным взглядом фээсбэшника, спустились по лестнице. У дверей стояли ещё двое. Один из них загородил парочке дорогу, поинтересовался вежливо:

— Прошу прощения. Вы проживаете в этом доме?

— А вы сами не видите? — вдруг неприязненно спросила девушка. — Устроили из дома проходной двор.

Фээсбэшник улыбнулся.

— Назовите, пожалуйста, свое имя, фамилию, этаж и номер квартиры.

— Ну да. — На губах Маши возникла саркастическая усмешка. — Мы с мужем уйдём, а вы прямиком к нам домой. Да?

— Зачем вы так? — спросил фээсбэшник, словно предположение девушки его чрезвычайно обидело. Достав из кармана «корочки», он продемонстрировал их девушке, затем Андрею. — Надеюсь, теперь всё в порядке?

— Надейтесь, — дернула плечом Маша.

Андрей вдруг вспомнил о женщине с первого этажа. О той, которую он просил вызвать милицию. А что, если она сейчас смотрит в окно? Узнает ведь. У нее было время рассмотреть его хорошенько. Андрей повернулся так, чтобы оказаться спиной к окну. Примирительно бормотнул:

— Нормально все, командир. Мы же понимаем. Работа. Я — Юра. Она — Ленка. Ушимцевы мы. Пацанку Наташкой назвали. А живём на одиннадцатом. В девяносто восьмой.

Фээсбэшник сверился со списком, кивнул удовлетворенно. Спросил, но уже без особого интереса, для проформы:

— Ваше место работы, пожалуйста?

— Шоферю я. На «скорой».

— Извините за беспокойство. — Фээсбэшник отступил в сторону. — Всего доброго.

— Да уж, доброго, — продолжала ерничать Маша. — Всё настроение испортили. Я ещё вашему начальнику жалобу напишу. И в газету.

Фээсбэшник вздохнул, пожал плечами: мол, что же делать, пишите, — не без сожаления посмотрел на «Юру». Жаль парня. Такая стервоза досталась — за руль на чулках удавит. То-то он — шоферюга, а заморенный, как студент-вечерник.

Когда они отошли от подъезда на достаточное расстояние, девушка перевела дух, сказала спокойно:

— Я так испугалась, передать не могу.

— А держалась просто отлично. Молодец. Тебе в театре надо с таким талантом работать.

— А я и работаю, — ответила девушка и туг же поинтересовалась: — Они тебя ищут?

— Меня, — честно ответил Андрей. — Спасибо, что выручила.

— Пожалуйста.

Она кивнула, даже не спросив, за что же, собственно, ФСБ ищет нового знакомого. Очевидно, была абсолютно уверена в порядочности мужа.

* * *

«Это был настоящий кошмар. В голове застыла статичная картинка: лопнувшее стекло под ногами и я, вскинувший руки, падающий, уже постигший смерть. На лице — выражение запредельного ужаса, глаза огромные, рот — буквой О.