Книга Тайные раны, страница 33 – Вэл Макдермид

— Данных ноль, шеф. В этой части города есть немало богатых квартирок, чтобы скоротать ночь. Или они могли сесть в машину. Нам этого никак не установить. Одно можно сказать точно: дальше они не шли пешком ни по одной из больших улиц на этой стороне Темпл-Филдз.

— Ладно. Может быть, мы сумеем получить еще какие-то данные с частных уличных камер. А насчет того, где он мог добыть рицин, мы продвинулись?

Кевин сверился с записной книжкой:

— Я проконсультировался с одним преподавателем, он работает на факультете фармакологии в университете. Говорит, что сделать эту штуку несложно. Нужны только касторовые бобы, щелочь, ацетон и обычная кухонная утварь — стеклянная банка, фильтр для кофе, щипчики и прочее в том же роде.

— А откуда берут касторовые бобы? — поинтересовалась Кэрол.

— К югу от Альп они растут повсюду. Их можно без проблем купить через Интернет. По большому счету, если бы кому-то из нас захотелось произвести достаточное количество рицина, чтобы уничтожить всех, кто сидит в этом здании, мы могли бы произвести этот яд не больше чем за неделю. И я не думаю, что имеет смысл пытаться проследить, откуда взялись исходные компоненты, — добавил Кевин устало.

Трудно было помешать духу уныния, который просачивался в атмосферу совещания. Кэрол твердила себе, что они продвинулись вперед, пусть и кажется, что ненамного. В каждом расследовании бывают стадии, когда ты чувствуешь, что оно пробуксовывает. Скоро начнут поступать результаты от криминалистов и патологоанатомов. Бог даст, благодаря им наметится трещина, которую можно будет расширить, чтобы двигаться дальше.

Раскаленные червяки, покрытые колючими крючьями, терзали его плоть. Наплевав на стоицизм, Тони заорал. Боль пошла на спад: теперь — пульсирующая резь, электрический угорь, поселившийся в бедре.

— Все говорят, что тяжелее всего, когда вынимают дренаж, — добродушно заметила средних лет медсестра.

— Уф-ф, — пропыхтел Тони. — Видимо, так и есть. — Капли пота усеивали его лицо и шею. Все тело у него напряглось, когда он ощутил, что вторая трубка шевельнулась. — Минутку. Погодите минутку, — задыхаясь, попросил он.

— Лучше вынуть, чем оставлять, — флегматично изрекла сестра, продолжая свои действия.

Знание о том, что ему предстоит, не сделало извлечение второй трубки более терпимым. Он сжал кулаки, зажмурился, глубоко вдохнул. Когда его вопль умолк, в ушах скрежетнул знакомый голос.

— Он всегда был изнеженный мальчик, — непринужденно сообщила его мать медсестре.

— Я видела, как самые крепкие мужики ревут, когда им снимают дренаж, — отозвалась та. — Он справился лучше многих.

Ванесса Хилл похлопала ее по плечу:

— Мне нравится, что вы их защищаете, девочки. Надеюсь, он вам не доставляет хлопот.

Сестра улыбнулась:

— Нет-нет, он очень хорошо себя ведет. Вы можете им гордиться, миссис Хилл.

С этими словами она ушла.

Вместе с ней исчезла и доброжелательность матери.

— Я встречалась с советом директоров «Брэдфилд кросс». Решила к тебе заглянуть. Что говорят врачи?

— Собираются поставить мне ножную манжету и посмотреть, сумею ли я сегодня или завтра встать с постели. Мне не терпится отсюда выбраться к началу следующей недели. — Он заметил грусть на лице матери и решил было над ней подшутить. Но мальчишка, взыгравший в нем, сам же и предупредил: секунда удовольствия не стоит возможных последствий. — Не беспокойся, я не позволю им скинуть меня на твое попечение. Даже если я им совру, что направляюсь именно к тебе, ты должна будешь просто появиться здесь во время моей выписки. А потом отвезешь меня ко мне же домой.

Ванесса усмехнулась:

— О тебе позаботится твоя девушка, не так ли?

— Последний раз повторяю, она не моя девушка.

— Верно-верно, постоянно забываю. Но она такая хорошенькая. И умненькая, не сомневаюсь. Думаю, она может подыскать себе лучшую партию. — Ее губы неодобрительно сжались. — Ты так и не перенял у меня талант привлекать интересных людей. Разумеется, я не имею в виду твоего отца, но ведь каждый имеет право на одну ошибку.

— Я ничего не могу тебе на это ответить. Ты никогда мне о нем не рассказывала.

Тони сам услышал непроизвольную горечь в своем голосе.

— Он решил, что ему будет лучше без нас. На мой взгляд, это означало, что и нам будет лучше жить без него. — Она отвернулась, посмотрела на серое небо за окном. — Послушай, мне нужно, чтобы ты подписал один документ. — Она снова повернулась к нему, положила сумочку на кровать, вынула из нее папку с бумагами. — Треклятое правительство, каждый пенс приходится добывать с боем. Дом твоей бабушки записан на нас обоих. Она так поступила, чтобы я не платила налог на наследство. Все эти годы дом сдавался. Но сейчас, когда рынок недвижимости…

— Подожди-ка. Что значит — бабушкин дом записан на нас обоих? Впервые слышу.

Тони оперся на локоть, поморщился, но не утратил решимости.

— Ну, разумеется, ты слышишь об этом впервые. Если бы я предоставила тебе право им распоряжаться, ты превратил бы его в общежитие для условно освобожденных или в дом реабилитации для своих драгоценных психов. Послушай, мне просто нужно, чтобы ты подписал доверенность адвокату и договор.

Она извлекла два листа бумаги и положила их на прикроватный столик, одновременно хватая пульт управления койкой и беспорядочно давя на кнопки.

Тони вдруг обнаружил, что его то поднимает вверх, то опускает вниз: это Ванесса пыталась сообразить, как сделать так, чтобы он сел в кровати.

— Почему я обо всем этом слышу только сейчас? А что там с деньгами за аренду?

Удовлетворившись положением койки, Ванесса пренебрежительно отмахнулась:

— Ты бы их все равно растранжирил зря. Ну что бы ты с ними сделал? Накупил еще больше идиотских книжонок? В любом случае ты получишь свою долю, когда подпишешь договор о продаже. — Порывшись в сумочке, она вытащила ручку — Вот, подписывай.

— Мне надо прочесть, — запротестовал Тони, когда она сунула ему ручку.

— Зачем? Это тебе ничего не даст, ты все равно в этом ничего не смыслишь. Просто подпиши, Тони.

Ему подумалось: невозможно понять, пытается она его одурачить или нет. Она в любом случае вела бы себя одинаково — нетерпеливо, раздраженно, в непоколебимой уверенности, что он, как и весь остальной мир, норовит воспользоваться любой возможностью, чтобы вставить ей палки в колеса.

Он мог бы попробовать воспротивиться, потребовать, чтобы она дала ему прочесть документы целиком и предоставила время обдумать, чего она хочет. Но сейчас ему было все равно. Нога у него болела, голова болела, и он знал, что ничего важного она у него забрать не может. Конечно, не исключено, что она скрывала от него то, что ему принадлежит. Но до сих пор он прекрасно обходился без этого и, вероятно, сможет обойтись и впредь.