Онлайн книга «Как закалялась сталь»
|
– Ты очень волнуешься, Тонечка? Тоня рассеянно ответила: – Нет, может быть, Виктор честнее, чем я о нем думаю. Вскоре пришел Демьянов, скромный мешковатый юноша, их одноклассник. До самого его прихода разговор у девушек не вязался. Проводив товарищей, Тоня долго стояла одна. Прислонясь к калитке, она смотрела на темную полосу дороги, ведущей в город. На нее дышал насыщенный холодной влажностью и весенней прелью вечный бродяга-ветер. Недобро, мутно-красными зрачками мигали вдали окошечки городских усадеб. Вот он там, этот чужой ей городок. В нем, под одной из крыш, не зная об угрозе, он, ее мятежный товарищ. И, возможно, забыл о ней. Сколько дней пробежало чередой после их последней встречи? Он был не прав тогда, но все давно уже забыто. Завтра она увидит его, и опять вернется дружба, волнующая, хорошая. Она вернется, Тоня это знает. Лишь бы не предала ночь. Ночь недобрая какая-то, словно притаилась, поджидает… Холодно. Кинув последний взгляд на дорогу, Тоня вошла в дом. В постели, кутаясь в одеяло, она стала засыпать с мыслью: лишь бы не предала ночь!.. Ранним утром, когда в доме еще спали, Тоня проснулась, быстро оделась. Тихо, чтобы не разбудить Никого, вышла во двор, отвязала Трезора, большого лохматого пса, и пошла с ним в город. Напротив дома Корчагина остановилась на минуту в нерешительности. Затем, толкнув калитку, вошла во двор. Трезор бежал впереди, помахивая хвостом… Этим же ранним утром возвратился из села Артем. Приехал на телеге с кузнецом, у которого работал. Взвалив на плечи мешок с заработанной мукой, пошел по двору. За ним кузнец нес остальные пожитки. У раскрытой двери Артем сбросил с плеч мешок, позвал: – Павка! Но ответа не получил. – Тащи в дом, чего там! – сказал подошедший кузнец. Положив пожитки на кухне, Артем вошел в комнату – и остолбенел. Все было перерыто, перевернуто, старое тряпье разбросано на полу. – Что за черт! – недоумевающе буркнул Артем, оборачиваясь к кузнецу. – Да, беспорядок, – поддакнул тот. – Куда мальчишка девался? – начинал злиться Артем. Но квартира была пуста, и спрашивать было не у кого. Кузнец простился и уехал. Артем вышел во двор и стал осматриваться кругом. «Не пойму, что за буза такая! Квартира открыта, Павки нет». Сзади него послышались шаги. Артем обернулся. Перед ним стоял, насторожив уши, громадный пес. От калитки к дому шла незнакомая девушка. – Мне нужно видеть Павла Корчагина, – сказала она негромко, рассматривая Артема. – Мне тоже его надо видеть. Черт его знает, где он подевался! Я вот приехал, квартира открытая, а его нету. А вы к нему, что ли? – обратился он к девушке. В ответ услыхал вопрос: – Вы брат Корчагина – Артем? – Да, а что такое? Но девушка, не отвечая ему, смотрела с тревогой на открытую дверь. «Почему я не пришла вчера? Неужели, неужели?..» И тяжесть в груди налегла еще сильнее. – Вы застали квартиру открытой, и Павла не было? – спросила она смотревшего на нее Артема. – А вы что, собственно, имеете к Павлу? Тоня подвинулась к нему ближе и, оглядываясь вокруг, порывисто заговорила: – Я точно не знаю, но если Павла нет дома, то его арестовали. – За что? – нервно вздрогнул Артем. – Зайдемте в комнату, – сказала Тоня. Артем слушал ее молча. Когда она передала ему все, что знала, он пришел в отчаяние. – Эх, будь ты трижды проклята! Не хватало печали – черти накачали… – подавленно пробормотал он. – Теперь понятно, почему такой кавардак в квартире. Внесла же нечистая сила мальчишку в эту историю… Где его теперь искать? А вы, барышня, чья будете? – Я дочь лесничего Туманова. Павла я знаю. – А-а… – неопределенно протянул Артем. – Вот, муку вез подкормить мальчишку, а тут вот что… Тоня и Артем молча смотрели друг на друга. – Я ухожу. Вы, может быть, его найдете, – проговорила тихо Тоня, прощаясь с Артемом. – Вечером зайду к вам, вы мне расскажете. Артем молча кивнул головой. В углу окна жужжала проснувшаяся от зимней спячки тощая муха. На краю старого, протертого дивана, опершись руками о колени, сидела молодая крестьянка, уставившись бесцельным взглядом в грязный пол. Комендант, закусив углом рта папироску, размашисто дописывал лист и под подписью «комендант города Шепетовки хорунжий» с удовольствием поставил витиеватую подпись с замысловатым крючком на конце. В дверях послышалось звяканье шпор. Комендант поднял голову. Перед ним стоял с перевязанной рукой Саломыга. – Каким ветром занесло? – приветствовал его комендант. – Хорош ветер, руку разнес богунец до кости. Саломыга, не обращая внимания на присутствие женщины, крепко выругался. – Что же ты, поправляться сюда приехал? – Поправляться будем на том свете. На фронте жмут, аж вода капает. Комендант остановил его, указав головой на женщину: – Поговорим потом. Саломыга грузно сел на табурет и снял кепку с кокардой, на которой был вырезан эмалевый трезубец – государственный знак УНР. – Меня Голуб прислал, – начал он негромко. – Скоро сюда дивизия сичевых стрельцов перейдет. Вообще здесь каша заварится, так я должен навести порядок. Возможно, головной приедет, с ним какой-нибудь заграничный гусь, так чтоб здесь никто не разговаривал насчет «облегчения». А ты что пишешь? Комендант передвинул папироску в другой угол рта. – Тут один стервец у меня сидит, мальчишка. Понимаешь, на станции попался тот самый Жухрай, помнишь, который железнодорожников натравил на нас. – Ну-ну? – заинтересованно придвинулся Саломыга. – Ну, понимаешь, Омельченко, балда, станционный комендант, с одним казаком послал его к нам, а этот, что у меня сидит, отбил его середь бела дня. Разоружили казака, выбили ему зубы и – поминай как звали. Жухрая след простыл, а этот попался. Вот почитай-ка материал. – Он подвинул Саломыге пачку исписанной бумаги. Тот бегло просмотрел ее, перелистывая левой, здоровой рукой. Прочитав, уставился на коменданта: – И ты от него ничего не добился? Комендант нервно потянул козырек фуражки: – Пять дней с ним бьюсь. Молчит. «Ничего, говорит, не знаю, я не освобождал». Выродок какой-то бандитский. Понимаешь, конвойный его опознал, чуть не задушил здесь, гаденыша. Я насилу оторвал. Омельченко казаку на станции двадцать пять шомполов вписал за арестанта, так он, ему тут жару и дал. Держать больше нечего, я посылаю в штаб для разрешения вывести в расход. |