Книга Проклятие Шалиона, страница 121 – Лоис МакМастер Буджолд

— Святой Умегат в Кардегоссе говорил, что я выгляжу как пылающий город, — согласился Кэсерил.

— Да… — искоса взглянул на него Паджинин, — это описание довольно верное.

— Он был учёный человек.

«Когда-то».

— Что подарили вам боги?

— Э-э… я думаю, что на самом деле я сам — дар. Принцессе Исель.

Настоятель прижал пальцы к губам и быстро осенил себя священным знаком.

— В таком случае это объясняет ходящие о вас слухи.

— Что за слухи? — беспокойно спросил Кэсерил.

— Но, лорд Кэсерил, — перебил его судья, — что за ужасная тень нависает над принцессой Исель? Это не дар богов! Вы ведь тоже видите это?

— Я… этим я и занят. Пытаюсь избавить её от тени. Это и есть моё предназначение. Мне кажется, я уже почти достиг цели.

— Ох, какое облегчение. — Паджинин повеселел.

Кэсерил понял, что очень хочет уединиться с Паджинином и поговорить без свидетелей.

«Как ты справляешься с этим?»

Настоятель мог быть благочестивым и набожным, возможно, хорошим управляющим и даже весьма сведущим в вопросах теологии, но Кэсерил подозревал, что он никогда не поймёт всех неудобств жизни и деяний святого. Горькая улыбка Паджинина сказала ему самому всё. Кэсерилу хотелось выпить с ним, выслушать его рассказ и поделиться своими заботами.

К великому смущению Кэсерила, настоятель низко поклонился ему и сказал благоговейным шёпотом:

— Благословенный, могу ли я что-нибудь сделать для вас?

Вопрос Бетрис эхом раздался в его голове: «Вы не узнали, как спасти себя самого?» Может быть, невозможно спасти себя самому. Может быть, должно спасать друга по очереди…

— Сегодня — нет. Завтра… или позже, на неделе, я хотел бы встретиться с вами и обсудить одно личное дело. Можно?

— Конечно, благословенный. Я в вашем распоряжении.

Они вернулись к столу. Кэсерил чувствовал себя измученным до предела и страстно хотел только одного — упасть в постель и спать, спать. Но двор под окнами его спальни был полон шумных, веселящихся гостей. Запыхавшаяся Бетрис пригласила его на танец, он извинился и сказал, улыбаясь, что не готов сейчас к подобным упражнениям. Она не испытывала недостатка в партнёрах. Её взгляд часто останавливался на нём, пока он сидел у стены и наблюдал за танцами, потягивая разбавленное вино. Он тоже не испытывал недостатка в собеседниках — к нему подсаживались и мужчины, и женщины, надеясь обеспечить себе тёплое местечко при дворе будущей рейны. Кэсерил с неизменной вежливостью и непреклонностью отвечал всем, что этот вопрос пока не обсуждается.

Ибранские лорды притягивали женщин, как мёд притягивает пчёл, и выглядели очень довольными. Примерно в середине вечера прибыл лорд ди Сембюр, присоединился к пирующим и вызвал очередной всплеск восторгов. Ибранцы обменялись рассказами о своих приключениях под восхищённые вздохи знатных шалионок. К удовольствию Кэсерила, Бергон представал в глазах слушательниц романтическим героем, а Исель — после её побега из Валенды — героиней. Эта очаровательная история будет противостоять грязной клевете ди Джиронала о безумии бедняжки Исель, подумал Кэсерил.

«А ведь наша история — правда!»

Наконец подошло время, которого с таким нетерпением дожидался Кэсерил, — молодожёнов проводили в их покои. Никто из них, порадовался Кэсерил, не выпил столько, чтобы быть пьяным в этот ответственный момент. А вот вино, которое пил Кэсерил, отчего-то постепенно становилось всё менее и менее разбавленным в течение вечера, и язык у него несколько заплетался, когда принц и принцесса подозвали его к лестнице, чтобы обменяться церемониальными поцелуями благодарности. Он осенил себя кинтарианским знаком и призвал благословение на их головы. Торжественная благодарность, которую он прочёл в их глазах, его даже смутила.

Леди ди Баосия пригласила небольшой хор, который пел молитвы, пока молодожёны поднимались по лестнице; звонкие голоса заглушали шум царившего вокруг веселья. Исель сияла от радости, её глаза горели как звёзды, когда она, стоя под руку с Бергоном, улыбнулась всем и бросила вниз цветы.

Новобрачные исчезли в дверях спальни. Два офицера встали в разных концах галереи, чтобы им никто не мешал.

Через некоторое время камеристки и Бетрис вернулись, и танцы продолжились. Гости не угомонились бы до рассвета, но пошёл холодный дождь и прогнал танцоров со двора под крышу соседнего здания. Медленно, опираясь рукой на перила, Кэсерил взобрался по лестнице и ушёл к себе.

«Моё задание выполнено. Что теперь?»

Он не знал. Великий страх, терзавший его, оставил его душу. Теперь он мог жить или умереть — на выбор.

«Я отказываюсь сожалеть. Я не буду оглядываться назад».

Момент равновесия. Встреча прошлого и будущего. Он даже подумал, что может встретиться завтра с судьёй. Его компания рассеет одиночество.

«На самом деле, не так уж я и одинок», — решил он чуть позже, когда омерзительные, непристойные вопли Дондо зазвучали в обычное время в его, и только его, ушах. Заблудившийся дух был сегодня ещё злее и безумнее, нежели во все предыдущие дни. Последние следы его разума и здравомыслия растворились под напором безумной ярости. Кэсерил прекрасно понимал почему и улыбался сквозь слёзы, то катаясь по постели в приступах нестерпимой боли, то сворачиваясь клубочком, чтобы прижать пульсирующий живот.

Кэсерил чуть не потерял сознание и после этого заставил себя встать, ужаснувшись, что восставший Дондо может захватить его ещё живое тело и использовать его для покушения на Исель и Бергона. Содрогаясь в конвульсиях, он старался не кричать, не выпускать рвущиеся наружу слова, ибо не сомневался в том, чьи слова это будут.

Когда атака завершилась, он упал, задыхаясь, на холодный пол, запутавшись в собственной ночной рубашке, с обломанными, кровоточащими ногтями. Его вырвало, и он так и лежал в этой луже, не в силах шевельнуться. Кэсерил коснулся своей мокрой бороды — вокруг рта были хлопья пены. Его живот стал прежнего размера — или ему приснилось в кошмарном сне, что тот превращался в огромное, раздутое брюхо? — хотя вся брюшная стенка болела и дрожала, мышцы сводило, как после непомерных усилий.

«Я не могу так больше».

Что-то должно уступить — его тело, его рассудок, его дыхание. Его вера. Что-нибудь.

Он встал, вымыл пол и вымылся в умывальнике сам, затем переоделся в чистую длинную рубаху, расправил пропитавшиеся потом сбитые простыни, зажёг в комнате все свечи и заполз в постель. И лежал, широко раскрыв глаза, пожирая ими свет.

Вскоре послышалось приглушённые голоса слуг и тихие шаги на галерее за дверью. Дворец просыпался. Кэсерил, должно быть, задремал, так как свечи догорели, а он не помнил, когда именно они погасли. Серый свет проникал в щель под дверью и между ставнями.