Книга Второй Саладин, страница 90 – Стивен Хантер

– А? А-а, я, наверное, задремал.

– Самое время покемарить, малыш. Эй, мистер, думаю, вы не уйдете живым с этой горы. Да и Рейнолдо Рамирес, пожалуй, тоже.

Еще одна пуля чиркнула о камни.

– Близко, совсем близко. Господи Иисусе, никогда не думал, что закончу свои дни на горе, загнанный в угол. Я считал, что меня прирежет какая-нибудь чокнутая баба. Все бабы – шлюхи, ненормальные обезьяны. Они в два счета откромсают тебе почки и сожрут, только позволь им. Я думал, меня прикончит кто-нибудь из них. Но чтобы на горе, в компании с гринго – черта с два. Мадонна, продли мои дни, черт бы тебя побрал. Она такая дрянь, эта баба, она хочет, чтобы ты ставил ей свечи, а как тебе нужно чудо, так она в кусты. Продли мои дни, Пресвятая Дева. О да, si, вот он, вот наш друг, да, по-моему, я его вижу.

Он вскинул винтовку.

– Да, да, замечательно.

Выстрелил. Промахнулся.

– Ах ты дрянь, поганый сукин сын, спрятался. Я промахнулся всего на волосок!

– Господи, похоже, я умираю, – сказал Тревитт.

– Я тоже так думаю. Похоже, я и сам умираю.

Тревитт попытался сесть. Он устал лежать на твердых камнях. Но у него ничего не вышло. Винтовка вывалилась из его пальцев. Он кашлянул и с трепетом заметил струйку розоватой слюны, тянущуюся от его губ к винтовке, алую паутинку, тонкую и дрожащую. В конце концов она оборвалась и исчезла.

– Ой. Мама. Мама. Мамочка. Господи, мне так страшно.

Он попытался ухватиться за что-нибудь.

– Подбери нюни, а? Твоей мамы тут нет, – сказал Рамирес.

– Помогите мне. Помогите, пожалуйста.

– Прости, малыш. У меня своих забот полно.

Шок, золотистый и прекрасный, снизошел на Тревитта, принес с собой покой. По его телу разлилась неодолимая приятная истома.

Где-то сбоку неожиданно затрещала автоматная очередь. Она хлестнула по камням, за которыми они укрылись, Тревитта обдало каменным крошевом, и у него еще хватило соображения отпрянуть. Мексиканец вскрикнул. Потом выстрелил из своей винтовки, яростно передернул затвор, снова выстрелил, крича:

– Грязные шлюхи, прыщи гнойные, человеческое отребье!

Он вдруг умолк.

– По-моему, я в него попал. – Он тяжело дышал. – Но он тоже меня задел. Ох, Пресвятая Дева, прости меня. Мне нужен священник. Святая Дева, прости своего грешного сына.

Тревитт услышал, как винтовка упала наземь и поползла по камням.

Хозяин автомата снова полоснул очередью; полетела пыль и осколки. Тревитт отпрянул.

– Эй, – завопил Рамирес, – подойдите и убейте нас, ублюдки.

– Мама! Мама! – закричал Тревитт и попытался приподняться.

Еще одна очередь прошила его грудь.

– Я умираю, вот черт, похоже, я умираю.

– А вот и они, – сказал Рамирес. – Вот наши замечательные друзья.

Одна его рука была окровавлена, он неловко держал ее на весу. Голова тоже была в крови.

– О, только поглядите на этих шлюх. Шлюхи. Плевал я на вас, шлюхи. Солдаты. Взгляни, Святая Дева, солдаты.

К тому времени нападавшие уже вели себя довольно нагло. Их оказалось шестеро. Шесть человек, вооруженных в большинстве своем автоматами Калашникова, а один – снайперской винтовкой Драгунова, двинулись вверх по склону. На них были мешковатые камуфляжные комбинезоны и красные береты. Профессионалы. Настоящие коммандос. Тревитт лежал и смотрел, как они приближаются.

– Эй, мы с тобой задали этим ублюдкам жару, мистер ненормальный гринго. Что ж, вот тебе приключение, всем приключениям приключение. Мы им кровушки-то попортили, ох попортили. Шлюхи. Мы забрали кое-кого из этих шлюх с собой. Им пришлось целую армию подтянуть, чтобы выкурить нас отсюда.

Пришельцы преодолели уже половину подъема; автоматы они держали на изготовку. В их лицах вовсе не было заметно никакого торжества или ликования, напротив, они двигались, явно рассчитывая каждое свое движение, каждый жест, бесстрастные и неумолимые, истые военные, спеша скорее покончить со всем этим.

– Шлюхи, – повторил Рамирес.

Он тоже плакал; он упал на четвереньки, но раз за разом пытался подняться. Вокруг него все было в крови. Он пытался упереться ногой, но у него ничего не получалось, и он валился вперед.

– Им пришлось подтянуть армию, чтобы захватить нас. Вы, шлюхи! Мешки с дерьмом и гноем. Святая Дева, я прошу тебя о прощении, ибо я грешил. Я хочу покаяться. Прими своего сына Рамиреса. Ах вы шлюхи! Давайте подходите, шлюхи, и покончим с этим. Рамирес не боится. Мне так страшно. Господи Иисусе, мне страшно. Ах вы мешки с дерьмом!

Но этот поток брани не подхлестнул нападавших – они приближались все той же неумолимой поступью, пробираясь между камнями.

Тревитт вдруг уселся, как подброшенный. У него было такое ощущение, будто он находится в нескольких мирах разом. Рана у него открылась, и он истекал кровью. Он сидел в луже и сам себе казался отвратительным, грязным. Ему хотелось к маме. Было безумно жалко Мигеля. В вышине парила большая птица, ее темная тень наползла на него. Она с шумом разрывала воздух, эта большая неуклюжая тварь, настоящая громадина.

– Мама, ой, мамочка, пожалуйста! – закричал он.

Птица зависла над ним; это оказался вертолет, и он застал штурмовой отряд на открытом месте. Он появился из ниоткуда – из-за горной вершины, с рокотом взмыл над отвесной стеной за спиной у Тревитта с Рамиресом. Черный «Хьюи» без опознавательных знаков, назойливо жужжащий, точно навозная муха, неторопливый, настойчивый. Перед глазами у Тревитта все плыло, и он не мог различить деталей в неожиданно поднявшемся шквале пыли и огня, но увидел, как длинная очередь хлестнула вдоль склона в сторону брызнувших врассыпную коммандос. Трассирующие пули настигали бегущих людей и косили их. Вертолет развернулся и полетел вдогонку за парочкой, которая выбежала за пределы зоны огня; он зависал над фигуркой каждого, и того сметало взрывом. Последний – тот самый, что был с винтовкой Драгунова, – отбросил оружие далеко в сторону и поднял руки. Стальная птица покружила над ним, потом повисла в воздухе. Боевик стоял в овале взметающейся пыли в тридцати футах под неподвижной машиной. Внезапно вертолет взмыл ввысь. Он взлетел, как будто вырвался из-под влияния силы тяжести, словно бежал от солдата на земле. Вспышка, хлопок – и человека окутал огненный шар.

– Боже правый, у него была бомба, – сказал Рамирес.

Вертолет пролетел прямо над ними и опустился в сотне футов поодаль. Тревитт ничего не слышал, но извернулся и стал смотреть, как из него один за другим выпрыгнули три человека в синей форме и бейсболках с винтовками «М-16» наперевес.

Тревитт поднял руку, чтобы поприветствовать своих спасителей, и узнал в первом из них Пола Чарди – тот приостановился лишь затем, чтобы вставить в свой автомат еще один магазин, и бросился к нему.