Онлайн книга «Тайна Кутузовского проспекта»
— Вопрос правомочен… С вашим батюшкой об этой трагедии говорили? — Конечно… Он считает убийство Зои Алексеевны политическим преступлением. — Мотивы? — Мотивов нет… Интуиция… — В каком году вашего отца забрали? — По «русскому делу»… В сорок восьмом… Следом за Вознесенским и Кузнецовым… Он в Ленинграде работал, по строительной части… И очень дружил с Лидией Андреевной Руслановой и ее покойным мужем… — По Особому Совещанию шел? — Конечно… Старик — кремневый, его на процесс просто так не выведешь… — Герой гражданской войны Иван Никитович Смирнов, член Реввоенсовета Троцкого, тоже был не робкого десятка, однако ж — уговорили, вышел… — Отец знал об этом… Поэтому предпочел бы смерть ужасу постановочного процесса. — Вам тогда сколько было? — Три месяца… Кстати, отец убитого Ястреба с моим стариком по одному делу шел, — Ястреба расстреляли, моему вломили двадцать пять с поражением в правах: «попытка создания Российской республики с выходом из СССР»… Так что искал я вас столь настырно оттого, что ко всему этому клубку, — Строилов кивнул на тома старого дела Федоровой и папочки с материалами по Ястребу и Людке, — у меня интерес не столько служебный, сколько гражданский. Верю ли я ему, подумал Костенко, мы отучились верить людям; змейски просчитываем свои мысли и поступки почище шахматных гроссмейстеров — на много ходов вперед… — Отчего вы меня унизили внештатным консультантом, капитан? — Я не могу зачислить вас в опергруппу, Владислав Романович… Закон есть закон… Поэтому пробить статус внештатного консультанта тоже было не просто, но, к счастью, прошло, да и взрыва зависти не будет… — Зависть всегда будет… Если что и неистребимо, так это зависть, особенно в нас. — Гены бесправного рабства? В этом народ неповинен, его поставили в условия жути — вот и результат. Костенко достал еще одну сигарету, но удержался, закуривать, не стал, в маленькой комнатке и так было синё от табачного дыма, а Строилов постоянно покашливает, может, с легкими нелады, эка какой пергаментный, хоть и не стар… — Матушка жива, капитан? — Умерла. — Воспитывались у родных? — В детдоме… — Слушайте, может, пойдем кофейку попьем? А то задохнетесь в вашей конуре… — Жду звонка, Владислав Романович. Чекисты обещали подослать материалы… — Вы о книжке Виктории Федоровой, дочери Зои Алексеевны, знаете что-нибудь? — Нет. — Рассказать? — Конечно. — Книжка называется «Дочь адмирала»… Виктория пишет о трагедии матери и о том, как Зоя Алексеевна смогла найти в Штатах ее отца… Через американцев… Виктория написала о том, кто и как пытал ее мать, о Руслановой, кстати, написала, когда они вместе сидели в одной камере владимирского политизолятора… О том, как именно Зоя Алексеевна организовала… Как бы это помягче выразиться… Побег, что ли… Да, видимо, так… Легальный побег своей дочери… Впрочем, «легальность» и «побег» понятия взаимоисключающие… Словом, после опубликования этой книги за океаном Зоя Федорова стала отказницей, хотя, как говорится, мать за дочь не отвечает, как и сын за отца… Такую формулировочку помните? — Не то чтобы помню… Знаю. Костенко кивнул на папки дела Федоровой: — Познакомились как следует? — С этими документами не знакомиться надо, Владислав Романович… Их следует в компьютер запускать — если бы они у нас были — для тщательного анализа… Я не очень-то понимаю, отчего в выдвинутых версиях на первое место сразу же вывели убийство с целью грабежа? И почему вероятие убийства с политическими целями было на самом последнем месте? — Вы раньше в МУРе не работали? — Нет. — Какая у вас тема диссертации? Строилов улыбнулся: — У вас хорошие источники информации. — Плохих не держим. — Тема у меня выстраданная, Владислав Романович… «К вопросу об истории подготовки процессов тридцать восьмого года: анализ процессуальных нарушений действовавшего законодательства». — Голову не свернут? Строилов ответил вопросом на вопрос: — Полагаете, возможна реставрация? — Аппарат-то ведь по-прежнему всемогущ… — У меня пистолет есть… Коли реставрация — застрелюсь, позора не переживу, это равнозначно разгрому поколения, публичная казнь идеи, вселенская компрометация нации, от такого страна не оправится… Медленно закурив, Костенко, не отрывая глаз от лица Строилова, сказал: — Я готов более подробно рассказать о книге Виктории Федоровой… Мне кое-что перевели… Есть зацепки… — Серьезные? — Как размышление для поиска — да… Конкретных — нет… И еще… Что вам известно о том процессе, который Зоя Алексеевна была намерена возбудить в Штатах против адмирала Тэйта? — Против отца Вики? — Да. — Этого нет в деле… — Вы проскользили… Там об этом упоминается, но почерк у оперов районной милиции детский… Она намеревалась начать процесс, потому что адмирал использовал в своих мемуарах те материалы, которые Федорова хотела опубликовать сама… Ясно? — А в те годы публикация за границей книг и мемуаров, связанных с разоблачением Сталина и его палачей, каралась, — словно бы продолжая Костенко, заключил Строилов. — Горячо, — усмехнулся Костенко. — Вот-вот наступите на угли… Строилов не понял: — О чем вы? — Забыли детские игры? — Мы в детприемнике не играли, Владислав Романович. Нас там гусиным шагом учили ходить сызмальства… Мы дикие были, дикие и тихие, игр сторонились, каждый в себе… И последний вопрос: у вас врагов много? — А как без них жить? — Дело в том, что вчера на вас анонимка пришла… Просто так от нее не отмазаться, придется писать объяснение. — Сюжет каков? Что я Мишаньке Ястребу помогал ротапринты воровать? — Это было позавчера, Владислав Романович… Это б полбеды… Кто-то из тех, кому о вас многое известно, очень многое — словно бы друг писал, — сигнализирует руководству, что, мол, полковник Костенко катит бочку на чекистов, обвиняя их в убийстве Федоровой, и что результаты своего частного сыска запродал западникам. — Так вы и разберитесь с этой анонимочкой, — враз заскучав, ответил Костенко. — Я в общем-то не защищен, карты свои — не все, конечно, но весьма серьезные — разложил на столе, валяйте, тешьтесь… |