Онлайн книга «Тайна Кутузовского проспекта»
— А при чем здесь «ушел в бега» и как я с ним познакомился? — При том, что нам его надо найти… Только вы знаете, что было в его подлинных записях и что он просил вас из них сделать. Вы можете, таким образом, претендовать на соавторство, а он заключил контракт на сто тысяч долларов… Ясно? Поэтому вы ему опасны… А нам, чтобы его взять — за другие дела, кстати, — нужно знать его знакомых, те места, где он бывал, машины, на которых ездил, любимые выражения, манеру есть и пить… — Кто-то из наших литераторов нас познакомил… Кто — убейте, не припоминаю… — Где? — На Герцена, в кафе, что напротив ТАССа… — Когда? — Два года назад… Что-то около этого… — Вы там с ним часто виделись? — Раза три… Он больше любил дома встречаться… — Здесь? Или у него? — Здесь. — У него бывали? — Один раз. — Когда? — В день знакомства… — Адрес? — Где-то в переулочке… Дом старинный, красивый… — Адрес? — повторил Костенко. — Не помню… В центре… — Он вас к себе привез, оттого что пьяным напились? — Несколько… — Когда отправил домой? Утром? — Нет, той же ночью… Он мне всего пару часов дал отдохнуть… Потом договор заключили, он меня сразу в машину и посадил… А те, кто был в машине, меня куда-то в Мытищи отвезли, до утра поили, я и рухнул… — Что за договор подписали? — О сотрудничестве… Я уж и не помню… — Если повозить вас по Москве, вспомните дом, где были? — Не знаю… — Какая у него квартира? — Большая… Комнаты три, не меньше… Или врет, подумал Костенко, или Сорокин возил его на явку… У него один большой зал, никаких там трех комнат нет… — Из окон-то что было видно? Пшенкин задумчиво переспросил: — Из окон? Что-то было видно… Погодите, вроде бы Белорусский вокзал… Костенко сразу же вспомнил Нинель Дмитриевну, двоюродную сестру Сорокина, спрыгнул с подоконника, рассеянно похлопал себя по карманам: — Слушайте-ка, у вас сигаретки случаем нет? Тьфу, забыл, — он усмехнулся, — тот Костенко вам курить не рекомендовал… Едем со мной, будем искать дом возле Белорусского, это вам нужно больше, чем мне, едем! … Точно, Сорокин будет уходить по железной дороге, понял Костенко. Он нас запутал своим авиабилетом. Ну, гадина, неужели свалил, а?! Попросил ребят связаться с Комитетом, пусть подключают пограничные станции, бросился к машине. Пшенкин семенил за ним, неестественно часто крутя шеей, словно бы ему жал воротник рубашки… … Костенко сидел закаменев, не спуская глаз с Пшенкина. Тот обалдело таращился на дома вокруг Белорусского вокзала, то и дело отвлекаясь — прислушивался к телефонным разговорам, что полковник вел из машины. Он чувствовал, как ему передается нервозность этого седого человека, хотя внешне тот был совершенно спокоен; вспомнить ничего не мог, все здания казались ему одинаковыми. Костенко помог ему: — Вы как туда добирались? — На машине… — Очень были пьяны? — Сейчас это не наказывается… — Чем он вас угощал? — Коньяком. — Сам пил? — Очень мало… «Мадеру»… — Закусывали? — Да… Он мне шашлык взял, а сам икру ел… Сначала стюдень спросил, а как ответили, что нет, так порций пять икры заказал… — Вам-то икорки предложил? — Я ее не ем… — Почему? — Из-за сострадания к народу… — А шашлык — можно? Без сострадания? — Погодите, — Пшенкин прилип к окну, — а вот не этот ли? — Остановиться? — Да… Ей-богу, этот! И подъезд вроде бы тот, четвертый этаж, я ступени считал, лифта нет… Костенко сразу же посмотрел на дом, что стоял напротив; отселили под ремонт, много пустых квартир, окна открыты; осведомился по рации, где ЖЭК, и попросил шофера гнать туда — с сиреной. Начальника ЖЭКа на месте, конечно же, не было. Главный инженер, как объяснила секретарша, отъехал на совещание, заместитель на участках. — Кто может подъехать со мною к Белорусскому? — спросил секретаршу. — А вы кто такой? — Из МУРа. — Обратитесь завтра, скоро работа кончается… — Завтра? А если вас сегодня бандюга ограбит? — У меня брать нечего. Несчастная страна, в который уже раз подумал Костенко, никого ничего не волнует, ждут манны небесной… А что они могут в этом затхлом ЖЭКе, возразил себе Костенко. Если бы им позволили действовать, подвалы осваивать, чердаки и первые этажи… Так нет же! Они ничего не могут без приказа сверху, разрешения десяти инстанций… На Западе то, что у нас называют ЖЭКом, — богатейшее учреждение, с компьютерами, своим баром, прекрасной мебелью, люди отвечают за жилье, что может быть престижнее! А у нас? Все просрем, если даже сейчас, когда хоть что-то можно, все равно никому ничего нельзя… — Послушайте, барышня, — настроившись на лениво-равнодушный темпоритм секретарши, продолжал Костенко, — вы… — Я вам не «барышня»! В общественном месте небось находитесь! — Как прикажете к вам обращаться? — Как все нормальные! «Женщина»! С Луны свалились, что ль?! Все нормальные люди обращаются — «женщина», вы что — исключение?! Костенко тяжело обсматривал ее, чувствуя, как изнутри поднимается отчаянная ярость, но потом заметил ее разношенные туфли, заштопанную юбку, подпоясанную драным пуховым платком, спортивную кофту, уродовавшую и без того ужасную фигуру, и сердце его защемило тоскливой, пронизывающей болью… Похлопав себя по карманам, он нашел грязную таблетку валидола, бросил ее под язык и тихо вышел из затхлого полуподвала… … В отделении милиции взял двух сотрудников, и оперативник угрозыска и обэхаэсовец были, слава богу, в штатском; по дороге объяснил суть дела; вороток нашелся у шофера, бинокль лежал в чемоданчике Строилова, у него там и фотоаппарат был, и блокнот, и маленький диктофончик. Несчастный парень, как он там? — Борис Михайлович, а кто в той квартире еще был? — спросил Пшенкина. — Не помню… Вроде бы никого… Духами пахло… — Мужскими? — А разве такие есть? — Есть… Картины, фотографии были на стенах? |