Онлайн книга «Отчаяние»
— Вполне, — ответил Исаев. Сергей Сергеевич как-то судорожно вздохнул, отложил ручку трясущимися пальцами и осведомился: — Курите? — Да. Он достал папироску и протянул ее Исаеву. — Пожалуйста. — Спасибо. — Продолжим работу, — сказал Сергей Сергеевич и снова вцепился в ручку. — Считаете ли вы возможным, что и Троцкий ставил перед вами оперативные задания, особенно накануне волочаевских событий? — Считаю такое возможным, ведь в то время Троцкий возглавлял Красную Армию… — Вы настаиваете на этом утверждении? — безучастно поинтересовался Сергей Сергеевич. Исаев не понял: — На каком именно? Сергей Сергеевич зачитал ему текст: — «Троцкий возглавлял Красную Армию»… Я правильно записал ответ? Искажений нет? Вы возражайте, если не согласны с моей записью… Вы правьте меня, это ваше конституционное право… — Записано правильно. — Скажите, а в тех инструкциях, которые вы получали из Центра, не было ли каких-то настораживающих вас моментов? — То есть? — Исаев, внимательно следивший за каждой интонацией следователя, за каждым мускулом его плоского, совершенно бесстрастного лица, не понял смысла вопроса: как можно было сомневаться в указаниях Дзержинского? — Фамилия Янсон вам говорит что-нибудь? — Какого Янсона вы имеете в виду? Их было несколько: Николай, Яков… — Я имею в виду того, который вместе с Блюхером вел переговоры с японцами в Дайрене, — уточнил Сергей Сергеевич. — Лично с ним я не встречался, но фамилия эта мне известна. — Я хочу познакомить вас с его показаниями, данными здесь, на следствии: «Лишь значительно позже, в конце тридцать третьего года, когда я активно включился в работу запасного троцкистского центра, Зиновьев сказал мне, что Троцкий переписал тезисы наркоминдела Чичерина, исправив их в том смысле, как это было угодно японским милитаристам. Тогда, в Дайрене, я отчетливо понимал, что наша позиция носит несколько странный, излишне бескомпромиссный характер, однако Блюхер держался этой линии неотступно. Зиновьев, когда мы встретились на даче в Ильинском летом тридцать третьего, совершенно определенно заявил, что Блюхер проводил политику Троцкого, чтобы спровоцировать выступление японцев и затем, после нашего неминуемого отступления, отдать им те территории, на которые они претендовали, в обмен на унизительный мирный договор». Что вы думаете по этому поводу? — Я хочу ознакомиться с показаниями Янсона… — Вы что, мне не верите? — Сергей Сергеевич обидчиво удивился. — В таком случае можете заявить отвод… — Я не сказал, что я вам не верю. Я прошу разрешения ознакомиться с показаниями Янсона… — Я вас с ними ознакомил. — Это вздор. В Дайрене была занята правильная позиция. Советская делегация вела переговоры мастерски и мужественно — почитайте белогвардейскую прессу той поры, японские газеты… — Итак, я формулирую ваш ответ: «Показания Янсона являются клеветническими»… Так? — Что значит «я формулирую»? — Исаев не понял. — Я формулирую ваш ответ для записи в протокол допроса. В протокол нелепо вводить слова типа «вздор», нас с вами не поймут… Вопросы и ответы должны быть конкретными, а не эмоциональными. — Нет уж, давайте-ка я буду формулировать ответы сам, Сергей Сергеевич… — У вас потом будет право прочитать документ и внести собственноручные изменения. — Почему «потом»? Если право есть, оно должно существовать постоянно, а не «потом». — Хотите писать ответы собственноручно? — Да, предпочел бы. — У вас есть какие-то претензии к методу и форме ведения допроса? И Максим Максимович после паузы ответил: — Нет. Следователь быстро поднялся из-за стола, подошел к Исаеву, протянул ему свою ученическую ручку и, словно фокусник, растопырив пятерню, резко развернул бланк протокола допроса так, чтобы можно было писать подследственному: — Пожалуйста, внесите в протокол этот ваш ответ собственноручно. Русский Макгрегор, подумал Исаев, разбирая ученический почерк следователя, — парень продолжал писать по-школьному, с нажимом, буквочка от буквочки, а три ошибки все равно засадил, не знает, где и как ставить мягкий знак. — У вас тут ошибки, — заметил Исаев. — Мне исправить или вы сами? Сергей Сергеевич покраснел — по-девичьи, внезапно; потом, однако, лицо его сделалось пепельным, синюшно-бледным, он вернулся на свое место, медленно размял папиросу, закурил и, уткнувшись в протокол, начал изучать его: слово за словом, букву за буквой; ошибки свои не нашел или же намеренно не стал исправлять их. Закончив чтение первого листа бланка допроса, он проверил, заперты ли дверцы стола, и сказал: — С места не подниматься, к окну не подходить — все равно первый этаж, я скоро вернусь, продолжим работу. Он вернулся через сорок два часа, когда Исаев свалился со стула. — Простите, пожалуйста, — испуганно говорил Сергей Сергеевич, усаживая Исаева, — у меня с отцом случилась беда, увезли в больницу, я так растерялся, что никого здесь не успел предупредить. Извините меня, такая незадача, — он подбежал к двери, распахнул ее и крикнул в пустой коридор: — Юра, позвони, чтоб срочно принесли две чашки кофе и бутерброды! — Разрешите мне вернуться в камеру, — попросил Исаев. — Я не в состоянии отвечать вам… — А вы думаете, я прилег хоть на минуту? — следователь ответил устало, с каким-то безразличием в голосе. — У отца инфаркт, я все это время провел в приемном покое, тоже еле на ногах стою… У меня всего несколько вопросов, вы уж поднатужьтесь… — Ну давайте тогда скорее… — Всеволод Владимирович, может, я касаюсь самого больного, — следователь сейчас был мягок и чуточку растерян, конфузился даже, бедный мальчик, — скажите, кем по партийной принадлежности был ваш отец? — Это же все есть в моем личном деле… — Оно погибло, вот в чем вся беда, това… Всеволод Владимирович… Сгорело в сорок первом, когда наши архивы вывозили в Куйбышев… Поймите меня правильно, если б мы имели ваше личное дело, неужели вы б здесь сейчас сидели? А может, действительно он говорит правду, подумал Исаев, ощутив в себе рождение затаенного тепла надежды. Тогда понятно все происходящее, доверяй, но проверяй, так вроде бы говорили… — Мой отец был меньшевиком… — А я не верил в это, — вздохнул Сергей Сергеевич и как-то даже обмяк. — В голове такое не укладывалось… — Почему? Другие были времена… Отец в свое время дружил с Ильичем, несмотря на идейные разногласия. |