Онлайн книга «Альтернатива»
— Я приготовлю кофе, — предложил доктор. — Или, может, хотите кофеина, Грац? — Не надо, спасибо. Мечтаю о чашке крепкого кофе. В кофеине нет естества, и это сразу же пугает — а вдруг болен? — Грац, друг, у меня времени в обрез. Давайте обсудим ситуацию, — сказал Веезенмайер. — Не боитесь, что в Риме станут землю рыть? Итальянцы ревнивы. — Ничего. Земля для того и существует, чтобы ее рыли. Давайте подумаем, как нам организовать работу в Югославии… — В Югославии пусть работают англичане. Мы работаем в Хорватии. — Надо быть реалистом. До тех пор пока вы не создали независимой Хорватии, нам суждено работать в Югославии. Разве не так? — Такое уточнение устраивает и Павелича, и Дидо Кватерника, и меня. Когда все случится? — Скоро. — Я умею разговаривать с моими агентами и поэтому никогда не даю размытого ответа на точный вопрос — я боюсь, что мне перестанут верить. — Грац, я штандартенфюрер СС, сиречь полковник, если перевести на язык здешней армейской субординации. А план вторжения у нас и план обороны у вас готовят министры. Скоро — это самое доверительное. Это то, что знаю я. Как скоро? Думаю, в течение двух недель, судя по тому, как меня торопят в Берлине. — Мы успеем. Мы успеем даже за неделю. — Рассказывайте, Грац. Тут, кстати, надежно? Аппаратуру установить не могли? — Дом проверил наш человек, инженер-электрик. Телефон, видимо, ненадежен, но он на первом этаже. Можно говорить спокойно. Грац сбросил простыню, снял со спинки стула брюки и рубашку, положил их рядом с собой, натянул носки и снова хрустко потянулся. Веезенмайер поймал себя на мысли, что завидует той уверенности, с которой Грац одевается, не смущаясь своего тела, сильного и натренированного. Веезенмайер представил себя на его месте: он стыдился угрей на плечах, смущался, если кто-то мог увидеть его слабые плечи и неестественно широкий таз, словно насильственно прикрепленный к сухощавой фигуре. — Штурмовые отряды усташей сейчас организовываются в десятки, — начал Грац. — Эти боеспособные единицы могут выступить в день X повсеместно. — Оружие? — Поставили итальянцы. — Имейте в виду, итальянское оружие надо сначала опробовать. Бывает, что их автоматы во время атаки не стреляют. — Мы уже опробовали оружие. Теперь второе. Списки тех, кто подлежит уничтожению, составлены, в день Х они будут ликвидированы. — Это все? — У вас есть дополнительные предложения? — Да, Грац. То, что вы сделали, очень важно. Однако сейчас надо отладить связь с армией. Выяснить: кто, где, когда. То есть меру боеготовности, новые места концентрации войск, персоналии командного состава. На кого можно положиться и кто будет верен Белграду? Далее, связь с прессой и радио. Необходимо развернуть широкую кампанию дезинформации и распространить слухи, которые вызовут панику, страх и неуверенность. Не улыбайтесь, Грац, не улыбайтесь. Пропаганда — это оружие, которое в определенные моменты оказывается сильнее пушек… Кстати, кто такой Николаенко? — По-моему, гениальный псих. Доктор вам сказал о его зяте? Адъютантик. Попробуйте. Может получиться. — Спасибо. Теперь вот что… У вас с русской эмиграцией надежных связей нет? — У меня лично нет. — Понятно. А у вас лично, — улыбнулся Веезенмайер, — есть связи с теми, кто знает все о хорватских коммунистах? Доктор Нусич вошел, держа в руках поднос, на котором были чеканный кофейник и три маленькие чашки на серебряных подставках. Горьковатый аромат турецкого кофе был густым и зримым, казалось, что воздух в комнате стал коричневым. — Не голодны? — спросил Нусич Веезенмайера. — Нет. Спасибо. Я стараюсь поменьше есть. — Зря. Организм сам по себе откажется от того, что ему мешает. — Я бы съел кусок мяса, — сказал Грац. — Или сыра. — У меня великолепный соленый сыр. Вам принести, господин Веезенмайер? Грац поморщился. — Зачем спрашиваешь? Неси, и все. Буржуазная манера — угощать вопросом. Хорваты угощают, не спрашивая… — Неприлично навязывать еду, — сказал Нусич, выходя. Грац проводил взглядом доктора. — Что касается хорватских коммунистов, то здешние большевистские агитаторы уже в тюрьме, их не выпустили, несмотря на амнистию… — Я знал об этом в тот день, когда Мачек отдал приказ об аресте. Он арестовал их, чтобы показать нам свою силу… Серьезные люди? — Очень. Особенно Август Цесарец. — Талантлив? — Да. — Грац внимательно посмотрел на Веезенмайера. — Нет, — поняв его без слов, сказал он, — Цесарец на контакт не пойдет. Он фанатик. — Вы знаете, что Тельман не расстрелян? — Почему? — Будет очень славно, когда он обратится к немцам и скажет о правоте фюрера. Поддержка бывшего врага подчас важнее, чем славословия друга… — Цесарец не согласится… — Попробовать можно? — Можно. У нас надежные подходы к тюрьме. — Майор Ковалич? — Ого! Сам признался или он уже давно с вами? — Ковалич действительно верный человек, — усмехнулся Веезенмайер. — Попробуйте, а? Цесарец во-первых писатель, а уж во-вторых коммунист. Творческий человек, если он талантлив, всегда сначала «я», а потом «мы». Грац покачал головой. — Я не верю, что он согласится… — А остальные? Которые взяты с Цесарцем? Что это за люди? — Кершовани и Аджия — профессора, публицисты, теоретики. К их слову прислушиваются, и слава богу, что они лишены возможности говорить. — Ну а Прица, например? Лицо Граца стало презрительным. — Он же серб. Серб, понимаете? Веезенмайер медленно закурил, не отрывая глаз от Граца. — Встречаемся завтра вечером. Здесь же. Да? — Да. Погодите. Попробуйте сыр. Нусич скряга и дает домашним гроши на еду. Но ему присылают с гор великолепный сыр пациенты, которых он спасал от зубной боли. После встречи с Грацем Веезенмайер вернулся в отель, где у него была назначена беседа с Фохтом. Проинструктировав оберштурмбанфюрера на ближайшие сутки, Веезенмайер поднялся к себе в номер, а Фохт отправился в город. 
Он пересек улицу возле стоянки, где бросил свой маленький ДКВ. — Господин Фохт, — окликнул его человек, сидевший за рулем большого синего «паккарда», — не откажите в любезности сесть на минутку ко мне в машину. |