Онлайн книга «Бомба для председателя»
— Господин Люс, на мое имя поступила жалоба редактора Ленца с требованием привлечь вас к ответственности. — Я уже читал об этом в утренних газетах, — устало ответил Люс. — Я к вашим услугам. — К моим услугам, — задумчиво повторил Берг, — ну что же, пусть так. Что вы можете сказать о заявлении редактора Ленца? — Это ложь. — Кому выгодна эта ложь? Вы знакомы с редактором Ленцем? — Нет. — Ленц утверждает, что вы знакомы. — Он мог знать меня. Я его не знаю. — Где он мог видеть вас? — Я не иголка в стоге сена, — Люс пожал плечами. — Мы могли видеться на фестивалях, приемах… — Когда и зачем ваш человек передал ему пленку? — Какой человек? Что за ерунда! Допросите моих помощников… Какая пленка?! — Вы сейчас работаете над фильмом? — Это известно из газет, господин прокурор. — Я в данном случае не читатель, господин Люс, я должностное лицо, ведущее расследование. Итак, над чем вы сейчас работаете? — Я снимаю картину, которая называется «Берлин остается Берлином». Такой ответ вас устраивает? Берг посмотрел на Люса из-под толстых стекол своих диоптрических очков и сказал: — Вполне. В каком качестве вы выступаете в вашем новом фильме? — Я выступаю в моем новом фильме в качестве автора. — Что есть понятие «автор фильма»? Автор фильма — это сценарист? — В фильме «Берлин остается Берлином» я выступаю как сценарист, режиссер, оператор и автор музыки. — Теперь мне все ясно, господин Люс, благодарю вас. На каком этапе сейчас работа над фильмом? — На заключительном. — Вы знаете всех ваших сотрудников? — Да. — Что вы делали девятнадцатого августа? — Снимал. На улицах. Да, да, именно на тех, которые были показаны по телевидению Ленцем. Я снимал в тот день те же самые объекты, которые показал телезрителям Ленц. — Когда вы познакомились с Кочевым? — С этим болгарином? Я его в глаза не видел! — Вы допускаете мысль, что кто-то из ваших сотрудников мог привлечь его к съемкам? — Надо запросить план работ того дня, господин прокурор. Я не могу сейчас сказать со всей определенностью, вели мы тогда хроникальные съемки скрытой камерой или же ассистенты организовывали открытую массовку… — Что значит «скрытая камера»? — Это такая камера, которую не должны видеть люди, чтобы они были естественны… многие цепенеют перед объективом или микрофоном… — Такой метод уже практиковался в мировом кинематографе? — Сотни раз. — Могли бы вы определить по отснятому материалу, ваши это кадры или нет. — Думаю, смог бы… Погодите, господин прокурор! Пусть сделают химический анализ той пленки, которую Ленц показывал на телевидении, и моей. Идиот, как я об этом не подумал раньше! — Об этом мы подумали. Этим сейчас занимаются эксперты в фирме АЭГ. У вас нет отвода против фирмы? — Отвод? Почему я должен давать отвод фирме?! — Я могу считать эти слова официальным согласием на экспертизу пленки, показанной на ТВ, фирмой АЭГ? — Да. — Я прочитаю, какие вопросы я поставил перед экспертами, господин Люс. Меня интересует, идентична ли пленка, на которой работаете вы, с пленкой, арестованной мною на ТВ. Меня интересует, идентична ли проявка и обработка этих пленок — вашей, которую мы изъяли в вашем ателье, и той, которая арестована нами. Меня интересует, наконец, является ли пленка, арестованная на ТВ, той самой пленкой, которая была девятнадцатого заряжена в вашем киноаппарате. Вы ничего не хотите добавить? — Нет. Вопросы абсолютно точны. — Хорошо. Они должны ко мне сейчас позвонить, поэтому мы отвлечемся от дел Ленца и вернемся к другой трагедии… к гибели Дорнброка… Вот что меня интересует, господин Люс: у вас в доме был яд? — У меня маленькие дети… Как же я могу держать дома яд? — Этот ваш ответ меня не устраивает. Я хочу точного ответа. У вас в доме был яд? — Нет. — Вы настаиваете на этом утверждении? — Да. — Вы лжете. Порошок с ядом обнаружен мною и вашем доме. — Повторяю еще раз: в моем доме никогда не было яда! — В спальне, в ларчике, который был заперт, лежал порошок с ядом. Вот фотография ларчика… Ручная работа, семнадцатый век. — Это ларчик жены… Это не мой ларец… — Вы что, в разводе с женой? — Я? Нет. Почему? — Это я хочу спросить почему. Вы не в разводе, следовательно, имущество у вас общее. Как же вы можете говорить, что это не ваш ларчик? — Я не говорил так… Я сказал, что… Да, простите, это может показаться подлостью… Если можно, сотрите эту часть беседы… — Увы, это не беседа… Это допрос. Итак? — Да, это наш… Это мой ларчик. — Но о том, что там лежал яд, вы не знали? — Я не знаю, как мне отвечать, чтобы не выглядеть мерзавцем, — растерянно сказал Люс. — А вы отвечайте правду. — Вы убеждены, что правдивые показания — это панацея от мерзости? — Мы уклоняемся от темы беседы, господин Люс. Впрочем, если бы я считал вас настоящим врагом, то вам бы не помогла ни ложь и ни правда, — впервые за весь разговор Берг очень внимательно посмотрел на Люса, и какое-то подобие улыбки промелькнуло на его лице. — У вас очень плохие отношения с женой? — Мы любим друг друга, но эта любовь порой хуже ненависти… — Причина? — Она — женщина, я — мужчина. Она любит дом и создана для дома, семьи, а я не могу без толпы, без шума, друзей, увлечений, поездок… — Понимаю… Ваши ссоры носили драматический характер? — Да. — Причина? Ревность, отсутствие денег? — Все вместе. Хотя о моих финансовых затруднениях она ничего не знала… Я старался не посвящать ее в эти дела. — Как у вас сейчас с деньгами? — Плохо, как всегда… — Дорнброк погиб от такого же яда, который обнаружен в вашем доме… — Ларчик был заперт? — В общем-то, я должен был задать вам этот вопрос, господин Люс… Запирали вы ларчик или он обычно стоял открытым?.. Да, ларчик был заперт. Я получил данные экспертизы из морга только что, это всегда занимает много времени… Поэтому сегодня мне необходимо знать то, что вчера казалось второстепенным… Кельнер, которого я допросил, кельнер из «Эврики», отказался подтвердить под присягой, что именно вы были у него всю ночь с двух и до половины шестого… Он, знаете ли, не очень-то рассматривает хронику киноискусства в иллюстрированных журналах. Поэтому он не обязан знать вас в лицо… Вы не носите очков? |