Онлайн книга «Бомба для председателя»
До сих пор сожалею, что в прошлую среду Вы не смогли быть у меня на дне рождения Ганса. Он по-прежнему относится к Вам и Вашей благородной работе с восхищением. Как, впрочем, и я. С наилучшими пожеланиями Ваш Фридрих Ф. Дорнброк, председатель наблюдательного совета. 14.6.1966 г.». 2 Айсман вытер пот со лба. Рубашка прилипла к телу, и трусы тоже были совершенно мокрые. «Бауэр здесь был в самые холода, — подумал он, — иначе бы он не говорил, что здесь сносная жара. А при моей мнительности все время кажется, что промокли брюки и на них сзади выступило черное пятно. Слава богу, никто не знает о моей мнительности, на этом меня можно было бы сто раз поймать — так я боюсь показаться смешным. Если бы мне так же научиться скрывать свой страх перед полетами, тогда я мог бы считать себя лучшим лицедеем в Германии». — Скоро? — спросил Айсман. — Если мы еще десять минут просидим в этой раскаленной машине, я сойду с ума. Представитель концерна по торговле с Азией Роберт Аусбург, глядя на мелькавшие мимо окон каучуковые плантации, ответил: — Я дрался у Роммеля, там было почище. — А я бывал на севере Норвегии, — озлился Айсман, — там льды. Что это за манера — козырять привычками? Вы знали, что мы прилетим, и могли бы купить для нас машину с кондиционером. — Об этом мне ничего не было известно. Я получил телеграмму, в которой говорилось, что вы прилетаете. Откуда мне знать, что вы не переносите жары? Там ничего не было о машине… Айсман переглянулся со своим помощником Вальтером, которого ему выделил Гелен, и, пожав плечами, чуть тронул пальцем висок. «Какой-то сумасшедший, — подумал он. — Или совершенно развратился вдали от родины. Еще бы: постоянное влияние англичан. Одни здешние фильмы чего стоят — сплошная порнография и безответственная болтовня». — У тебя все готово? — спросил Айсман. — Что именно? — по-прежнему не оборачиваясь, спросил Роберт. — Я не вас. Вальтер, ты готов? — Да, — ответил Вальтер и положил обе руки на плоский черный чемодан, лежавший у него на коленях. Он страдал от жары особенно тяжело, потому что вынужден был сидеть в пиджаке — под мышкой у него висел парабеллум. Сначала он попробовал затолкать его в задний карман брюк, но Айсман долго смеялся, посмотрев на Вальтера сзади: «Ты сошел с ума, он у тебя пропечатан сзади, как приговор суда». В чемоданчике, помимо диктофона, вмонтированного в ручку, было два шприца, несколько ампул с рибандотолуолом, лишающим человека воли на двадцать минут, и папка с фотокопиями ряда документов, полученных в свое время Дорнброком от Гиммлера — в ту ночь, когда рейхсфюрер готовился уйти в Азию и просматривал архивы своей восточной агентуры. — Вот тот храм, — сказал Роберт, кивнув головой на странное сооружение из стекла, дерева и бетона. — Вы это хотели? Адвентисты седьмого дня? — Смешная архитектура, — сказал Вальтер. — Как универсальный магазин в Австралии. — Можно подумать, что ты был в Австралии, — сказал Айсман. — Болтун несчастный… — Я видел фото… — Ах, ты еще веришь фото? — удивился Айсман и попросил Роберта: — Скажите этой макаке, чтобы он приехал за нами через два часа. — Он понимает по-немецки, — сказал Роберт, кивнув головой на шофера. — Он со мной работает восемь лет. Шофер обернулся — его лицо сияло улыбкой, а узкие щелочки черных глаз были колючими. — Ничего, — сказал он. — Белые ведь верят в то, что их прародителями были обезьяны. Так что мне это даже приятно, я себя чувствую вашим папой… Когда машина отъехала, Айсман сказал Вальтеру: — Какой болван… Идиот несчастный… Не мог предупредить, что эта обезьяна знает наш язык… — Говорят, у него мать полька. — У кого? У этого желтого?! — Да нет! У Аусбурга. — Ничего. Пусть работает. Плевать. Пока пусть работает. Он тут крепко вжился. А верно, что его мать полька? — Я слышал… — То-то я сразу почувствовал к нему неприязнь… Ладно… Сейчас нам важен здешний макака… Он важнее всего для нас… Ты готов? — Готов, черт возьми. — А что ты такой раздражительный? — Надень мой пиджак — станешь раздражительным. Айсман достал платок и снова вытер лицо и шею. — Ничего, — сказал он, — если все пройдет так, как мы задумали, вернемся в отель и влезем до ночи в холодную ванну. Вальтер толкнул ногой дверь храма. Она, казалось ему, с трудом должна была открыться, потому что была массивной, диссонировавшей со всем зданием, но открылась легко (была на пневматике), поэтому Вальтер чуть не упал — руками вперед. Он по инерции пробежал несколько шагов и остановился в пустом прохладном полутемном зале. Темно здесь было оттого, что вокруг храма росли пальмы и кустарники, преграждавшие путь солнечным лучам. Айсман сказал: — Плохая примета — спотыкаться. А зальчик ничего себе… Тут бы столы для пинг-понга поставить, а не скамейки. Дурачат несчастных макак этакой красотой. — Никого нет. — А вон дверь. Узнаем его домашний адрес. Хотя раньше все они жили возле своих кирх. Как в автомобильном сервисе: родился кто или помер, а он тут как тут. Ненавижу церковных крыс, терпеть не могу. Он постучал в дверь, которая была врезана в сплошную панель стены — за кафедрой и электророялем. — Да, — ответил молодой голос по-английски. — Войдите. В маленьком кабинете — стол и два стула — сидел паренек в строгом синем костюме. Увидев европейцев, он поднялся и сказал: — Прошу вас, джентльмены… — По-немецки, — сказал Айсман, — говорите по-немецки. Мы не понимаем вас. Парень соболезнующе развел руками. — Чжу Ши, — сказал Айсман. — Отец Чжу Ши? Где он? — Чжу Ши? Настоятель? — парень снял телефонную трубку и набрал номер. — Отец Чжу Ши сейчас дома. Он принял их в садике. Его дом был окружен со всех сторон пальмами, а в садике был бассейн с голубой водой. — Я слушаю вас, господа. Айсман, выдержав паузу, сказал слова пароля — старого, еще времен Гитлера: — Никогда не думал, что путь из Европы в Азию так утомителен. — Да, — ответил Чжу Ши, — резкая перемена температуры сказывается на организме. Айсман и Вальтер переглянулись. Старик говорил совсем не то, что должен был сказать. Его отзыв был: «Зато азиатское гостеприимство поможет вам быстро прийти в себя». — Нет, — сказал Айсман. — Я говорю, никогда не думал, что путь из Европы в Азию так утомителен. |