Онлайн книга «Экспансия-2. Безоблачное небо Испании»
Роумэн каким-то чудом смог переломиться в своем кресле еще больше, чуть не пополам: так он смеялся только если искренне веселился. Криста поцеловала его в висок, подумав, что не надо ему рассказывать о том, что фру Ельсен нацисты тоже расстреляли: она укрывала у себя русских, которые сбежали из концлагеря, а сама была наполовину еврейкой. Что другому простили бы, посадив в тюрьму, — хоть какая-то надежда на спасение — ей простить не могли: представитель народа, который должен быть сожжен в печах, осмелился помогать славянским недочеловекам! — Мы вернемся в Европу, Пол? — Ты хочешь? — Нет. — Честное слово? — Да. Я боюсь. — Хочешь жить в Штатах? — Да. — Понравился Нью-Йорк? — Очень. Мир в миниатюре: и китайцы, и мексиканцы, и негры, и французы… Я никогда не могла представить себе, что твой город так красив, дружелюбен и открыт… Я счастлива, что ты взял меня с собой. — Это я счастлив, что ты полетела со мной. — Ты простишь мне один вопрос? — Прощу. — У нас будет дом? Или снимем квартиру в отеле? — Я хочу показать тебе Лос-Анджелес… Если тебе там понравится, а тебе там понравится, убежден, тогда попробуем купить в рассрочку дом. Грегори кое-что подобрал для меня… Не очень дорогой, довольно маленький, две спаленки, холл и кухня… Кухня, правда, большая, метров пятнадцать, сейчас у нас мода совмещать кухню и гостиную, получается довольно удобно — тут тебе и рефрижератор, и электроплита, и радиоприемник, и большой стол с низким абажуром… Правда, так устраиваются обычно в больших семьях, где есть дети… — У меня есть деньги, Пол… То есть они могут быть… — Как это надо понять? — Это надо понять так, что после папочки остался красивый дом. Его купят немедленно. Прекрасный парк, спуск к фьорду, там у нас раньше стояла красивая яхта с очень сильным мотором, папа прекрасно водил яхту, как заправский моряк… — Не надо продавать его дом. Лучше мы станем ездить туда в отпуск. Криста покачала головой: — Ни за что. Я хочу, чтобы ты продал тот дом. — Хорошо. Только не торопись это делать. Единственное, что растет в цене, так это земля. — Ты хочешь, чтобы я все время сидела в нашей квартире? — Не понял. — Роумэн закурил, повторив. — Я что-то не понял тебя. — Знаешь, я ведь действительно люблю эту чертову математику. — Тебе хочется продолжать занятия? — Собственно, занятия я давно закончила, мне осталось защитить докторскую диссертацию… Не сердись, это, наверное, очень страшно — спать с магистром, но я магистр… — Оп-па! Хорошо, что ты не сказала об этом раньше, я бы ни за что не женился на магистре, это противоестественно! — Пол, какой цвет ты любишь больше всего? — Зеленый. — А число? — Тринадцать. — Нет, правда… — Клянусь тебе: моя любимая цифра — чертова дюжина. — Тебя больше тянут брюнетки или блондинки? — Больше всего меня тянет к тебе. — Это же тест, милый! Я тебя изучаю. — Во время тестов надо говорить правду? — Только. — Вот я и ответил тебе правду. — Ты хочешь, чтобы я придумала наш будущий дом? Или он у тебя в голове? — Он у меня в голове, но я буду счастлив, если ты сделаешь наш будущий дом на свой лад. — Нет, лучше, если ты сделаешь все так, как тебе нравится. Мне по душе твой стиль. Это только кажется, что у тебя беспорядок. Я заметила, ты прекрасно ориентируешься в своем мнимом беспорядке, значит, так задумано… Мне очень нравится, как ты устроил свою мадридскую квартиру… — Да я и не устраивал ее вовсе, веснушка! — Нет, устроил… Ты очень легко обживаешься на новом месте, ты и в Нью-Йорке освоился в нашем номере, словно прожил там целый год. Это завидное качество — уметь легко и без комплексов обживаться на новом месте… А ты хочешь навестить своих родственников? — У меня двоюродный брат и какая-то там тетя… Я не верю в эти самые родственные связи, если про них вспоминаешь только перед рождеством, когда надо рассылать поздравительные открытки… Я никогда не был избалован родственными связями, знаешь ли… Мама меня не очень-то и хотела, она жила другим, — он как-то странно поморщился, словно гримаса пробежала по лицу. — Отец погиб в автомобильной катастрофе, а я с восемнадцати лет, когда поступил в университет, — один. Хотя нет, неверно, у меня всегда было много друзей, с тех пор я и уверовал, что родственные связи порой бывают формальной обязанностью, а дружество — настоящим братством. Кстати, мы с тобой летим к брату, Грегори — брат мне, настоящий брат по духу… Ты себе не представляешь, какой прекрасный он парень… — Я ни разу не слышала от тебя плохого слова про людей, с которыми ты знаком… Они у тебя все «прекрасные» и «замечательные», «умницы» и «храбрецы». — Если человек твой друг, он обязательно самый прекрасный, храбрый, умный и честный. — Тебе никогда не приходилось разочаровываться? — Это слово неприложимо к понятию «друг», конопушка. Это значит, что некто играл, чтобы понравиться мне, войти в доверие, приблизиться… Такой человек не был другом… Чего ж тогда расстраиваться? Потеря только тогда похожа на кровоточащую рану, когда есть что терять. — Ты позволишь мне выпить? — Что это ты вдруг? — Не знаю. Можно попросить у стюарда? Очень хочется выпить. — Конечно, человечек, — ответил Роумэн и подумал, что она, видимо, взяла на себя его слова об игре того человека, который хотел войти в доверие. «Ужасно! Она именно так и подумала, женщина всегда воспринимает слово через себя. А как ей сказать, что я совершенно другое имел в виду, что я чувствую ее частью самого себя, что я верю ей беспредельно? А если я ошибаюсь в этой вере, то надо вставлять ствол ружья в рот и нажимать пальцем правой ноги на спусковой крючок, — незачем тогда жить на земле, если здесь возможно и такое… Но если я ей ничего не скажу, тогда она будет нести в себе эту боль, я должен, я обязан сказать ей…» — Послушай, человечек, — Роумэн взял ее прекрасное лицо в свои ладони. — Я понял, отчего ты захотела сейчас выпить… И мне стало обидно за то, что ты посмела так подумать… Только не перебивай меня… И еще… Если мне придется выбирать слова, когда я говорю с самым дорогим мне человеком на земле, тогда… Понимаешь? Это очень трудно — подводить под чем-то черту, но если мы уговорились, что мы подвели черту под чем-то, то давай этот уговор выполнять. Ладно? Криста кивнула, легко прикоснулась губами к его руке и, откашлявшись, сказала: |