Онлайн книга «Бриллианты для диктатуры пролетариата»
— Поскольку планы у меня конкретные, хотелось бы подумать о приобретении хороших документов. — Это почти невозможно. — Тогда, вероятно, вы посоветуете, как разумнее поступить: сжечь мои бумаги и обратиться в полицию за новыми? Или месяца два можно прожить на нелегалке? — А потом? — Я не рассчитываю здесь надолго задерживаться. Вахт поднялся из-за стола и прикрыл маленькую скрипучую дверь, которая вела в соседнюю комнатенку, где сидели три человека — весь редакционный коллектив органа эсеров «Северо-Западной провинции России». — Там, по-моему, посетители, а при них о возвращении на родину говорить не следует. — Вы правы. — Урусов не написал, отчего вам пришлось уйти… — За мной начали топать… — По поводу заявления в здешнюю полицию… Мы, признаться, такого метода не пробовали… Вы сможете рассказать им о ваших последних годах: где жили, чем занимались? — Жил в Москве и в Сибири, работал при штабе Колчака, в его пресс-группе, потом скрывался. — С кем вы работали в пресс-группе Колчака? — С Николаем Ивановичем Ванюшиным. — Ванюшин — личность колоритнейшая, — ответил Вахт, — и хотя мы с ним идеологические противники, но по-человечески давно дружны. — Да… Жаль его, — сыграл Исаев, знавший, что Ванюшин сейчас в Харбине, — погиб он нелепо. — Он жив, господь с вами, — сразу же ответил Вахт. — Мы недавно имели от него весточку из Китая… — Не может быть?! А мне Поплавский клялся, что он умер от тифа… Адрес у вас есть? — Я дам вам адрес, — ответил Вахт, и впервые за весь разговор его глаза смягчились, утратив настороженную подозрительность. — Поплавский, кстати, как поживает? — У меня нет связей с ЧК, — ответил Максим Максимович. — Будь я связан с ними, я бы ответил вам, как себя чувствует человек в лубянском подвале… — Когда это случилось? — спросил Вахт, и Максим Максимович понял, что редактору известно об аресте Поплавского. И он еще раз убедился в том, что линию свою раскручивает правильно, уважительно подставляясь под проверку эсера. — Когда это случилось? — переспросил Максим Максимович. — Сейчас я отвечу точно, — весною… — Вы, вероятно, голодны, Максим Максимович? — Не скрою — весьма. Не смею вас обременять финансовыми делами: у меня есть два бриллианта. Как здесь — легко реализовать драгоценности? — Никогда не имел драгоценностей… А вот обедом, пожалуйста, не отказывайтесь, угощу. Максим Максимович отметил, что Вахт повел его не в тот ресторан, который был расположен рядом с редакцией, а в маленькое полуподвальное кафе. — Тут перекусим, — сказал Вахт, — здесь дают блины с творогом и сливки с вареньем. Исаев кивнул на газету, торчавшую из кармана Вахта. — Вы не позволите проглядеть свежий номер? Мы там без вольного слова несколько заволосатели и омамонтились. Исаев заметил, как лицо редактора мгновенно озарилось гордостью — он с готовностью протянул Исаеву газету, вздохнув: — Хочется жить, когда знаешь, что труд твой нужен. Исаев быстро просмотрел газету: «По нашим данным, в этом месяце цены на псковском рынке были следующими: фунт хлеба — 450–500 рублей, пуд картофеля — 4500 рублей, фунт свинины — 5000 рублей, бутылка молока — 700 рублей, десяток яиц — 3500 рублей»; «Вчера в Ревель прибыл новый транспорт с золотом из России — всего 600 пудов. Вагон подан в Гавань, где золото было перегружено на пароход „Калевипоэг“. Пароход следует в Стокгольм, а оттуда, по имеющимся сведениям, в Берлин, где золото будет перековано в соврубли»; «Представитель одной из великих держав прибыл в Москву, чтобы вести переговоры о реорганизации Советского правительства. Смысл предстоящей организации — смещение Ленина и Троцкого; вся полнота власти будет сосредоточена в руках нового премьера Красина. Вероятно, потребуют удаления из правительства наиболее экстремистских элементов. В случае, если эти условия будут приняты большевиками, великие державы начнут переговоры с Кремлем». — Неужели у вас нет серьезных информаторов? — поморщился Исаев. — Григорий Федорович, милый, зачем выдавать желаемое за действительное? И не говорите мне, что данные из Пскова вы получили от верного информатора… Я сюда шел через Псков. И на базаре покупал фунт хлеба. Цены даны полугодовой давности, сейчас совсем иные… И никто не приезжал в Москву из представителей великих держав с предложением насчет Красина. Принесли блинчики; Исаев набросился на них с жадностью. Дренькнул звоночек у двери, и Вахт воскликнул — с деланным удивлением: — Лев Кириллыч, здрасьте, какими судьбами?! Подняв голову, Исаев увидел Головкина: он узнал его по фотографиям, которые хранились в ЧК. Головкин был связан с эсеровской контрразведкой. — Знакомьтесь, гражданин Исаев — из России. А это наш журналист Лев Головкин. Головкин подозвал толстушку в туго накрахмаленном фартучке: — Кофе, два сухарика и воды. — Хотите блинчиков, Головкин? — спросил Вахт. — Нет, благодарю. — Максим Максимович работал с Ванюшиным в пресс-группе Колчака в девятнадцатом, — сказал Вахт, — может быть, попросим его как нашего коллегу выступить с заметками в газете? — Это было бы прекрасно… — сказал Головкин, поблагодарив кивком головы толстушку, принесшую ему кофе. — Я вынужден отклонить это лестное предложение. — Почему? — Потому что я намереваюсь возвратиться на родину в самом недалеком будущем. — У гражданина Исаева есть рекомендательное письмо от Урусова, — заметил Вахт. — Как себя чувствует князь? — поинтересовался Головкин. — Плохо. — Но он сотрудничает с большевиками? — Что бы делали вы на его месте? — Каким образом вы с ним встретились? — В коридоре Нарбанка. Он там и написал мне эту записочку. — Допустим, вы получите временный вид на жительство. А что дальше? — Дальше я рассчитываю на помощь друзей. — Наших или иностранных? — Всяких. — Не стоит вам улититься, Максим Максимович, — сказал Головкин, — кроме как к нам, идти здесь не к кому. «Последние известия» — черносотенные монархисты; они вам помогать не станут. — Есть комитет помощи беженцам… Вырубов, Оболенский — я думаю, они не столь перепуганы, — откровенно усмехнувшись, сказал Исаев, — или их судьба также горестна? — Комитет беженцев занят иными задачами: они не преследуют целей политической борьбы, они смирились с поражением. |