Онлайн книга «Бриллианты для диктатуры пролетариата»
— Знаете, у меня от правды голова трещит, так что выдумывать сил нет, да и профессия мне этого не позволяет. — Кто оценивал? — Мы возили цацки в Петроград, чтобы не подключать к делу ваших гохранщиков. — Из-за одного негодяя ставите под сомнение коллектив? — Где вы там видели коллектив? — А Шелехес? Пожамчи? Александров? Левицкий, наконец, старый спец, который прекрасно работает? — Помимо названных товарищей там трудится еще много народа. И у меня есть к вам просьба: было бы целесообразно ввести троих наших людей к вам — под видом рабочих. Как вы к этому отнесетесь? — Отрицательно, — ответил Альский. — Неужели вы не верите, что мы сами сможем навести там порядок? Я назначу ревизию, брошу настоящих специалистов — зачем же считать Гохран каким-то притоном? — Глядите… Я не имею права вторгаться в ваши прерогативы, но Феликсу Эдмундовичу я об этом деле доложу. 2. Начало начал
Когда в приемной ВЧК рано утром раздался звонок и некто хрипловатым голосом с нерусским акцентом спросил прямой телефон начальника контрразведки и когда выяснилось, что звонил к чекистам поляк Стеф-Стопанский, досье на которого было весьма пухлым (Стопанский был сотрудником второго отдела польского генштаба), беседовать с ним член коллегии ВЧК Кедров [8] отправил — по совету Дзержинского — помначинотдела Всеволода Владимирова. — Всеволод с его блеском, — сказал Феликс Эдмундович, — в беседе со шляхтичем будет незаменим. Молодость Всеволода, его изящество и мягкость позволят нам точно понять Стопанского: зубр, видимо, решит поиграть с нашим юношей. Всякая игра рано или поздно открывает разведчика, его истинные намерения. А отказываться от контакта со Стопанским неразумно: у него есть выходы на Лондон, Париж и на Берлин. Встретился Всеволод со Стопанским в табачной лавке на Третьей Мещанской. Цепко оглядев собеседника, поляк сказал: — Мне приятно увидаться с вами, и я понимаю где мы с вами сейчас находимся. Однако я просил бы пристрелочную часть разговора провести на улице, где нас никто не будет слышать. Если мы верно поймем друг друга на воле, — он усмехнулся, — кажется, так у вас говорят о «не тюрьме», тогда мы продолжим беседу здесь, где, как я догадываюсь, каждое мое слово будет слышно еще по крайней мере двум вашим сослуживцам. Всеволод весело посмотрел на Стопанского, взял его под руку и сказал: — Не скрою, я чертовски устал, поэтому прогулка мне не помешает — особенно с таким интересным собеседником. …Выезжая на встречу с поляком, он уже знал от службы наружного наблюдения, что Стопанский идет один. На всякий случай, правда, он надел дымчатые очки с нулевой диоптрией — он относился к тому типу людей, которых очки очень сильно меняли. Они шли по булыжному тротуару, сквозь который уже проступала свежая, словно бы подстриженная на английский манер трава, мимо маленьких домиков, и со стороны казалось, что прогуливаются два товарища. — Так что же вас привело ко мне? — спросил Всеволод. — К вам меня ничто не приводило. Я пришел в ЧК. — Похвально. Я, как индивид, и мы, как коллектив, любим, когда к нам приходят интересные люди… — Представляться мне надо? — То есть? — Звание, операции, связи? — Вообще-то мы знаем вас. — Вы знаете, что я подполковник польской разведки? — Детали, думаю, мы лучше запомним, если они будут изложены в письменном виде. Нет? — Вы думаете, я стану писать? — Станете. Если вы затеяли что-то против нас — вам придется играть. А если вас привело к нам истинное намерение сотрудничать, вы захотите убедить нас в своей искренности и начнете делать это с мелочей, а именно: с фамилий ваших друзей, близких и родных. Разве нет? — Браво! Взгляды их встретились. Всеволод улыбался, и в глазах у него не было той жестокости и чувства превосходства, которое так боялся увидеть Стеф-Стопанский. В свою очередь Всеволод отметил, что поляк небрит, рубашка у него измятая, ботинки не чищены, пальто испачкано, на левом плече несколько пушинок, а пальцы покрыты тем сероватым налетом грязи, который особенно заметен на ухоженных и полных руках. — Браво! — повторил Стопанский. — Вы четко мыслите, молодой человек… — Иначе не стоит. — Я не хотел обидеть, упомянув про вашу молодость… — Этим нельзя обидеть. Наоборот… — Я не знаю, — сказал Стопанский, начавший отчего-то злиться, — приходилось ли вам иметь дело с серьезными агентами из иностранных разведслужб, но хочу заметить: польский генштаб сейчас находится в средоточии интересов всех европейских стран. Я, в частности, имею контакты с французами и англичанами. — Помните имена ваших людей в Париже и Лондоне? — Естественно. — Операции? — Старые? — Новые тоже. — Те, которые собирается проводить Лондон и Париж, — я не знаю. Но их операции меня не минуют — я считаюсь специалистом по Совдепии… Когда доложите начальству об этой беседе? Можете пригласить кого-либо из ваших ответственных руководителей? — Это мы устроим, — пообещал Всеволод. — Когда? — Дней через семь. — Это невозможно… — Ну, что ж делать… После долгой паузы Всеволод спросил: — Когда вас обокрали? Он не знал наверняка и не мог знать этого. Просто его мозг — мозг аналитика, человека смелого и веселого, автоматически проанализировал факты: из всей массы полученной информации Всеволод отобрал для себя следующую: во-первых, поляк голоден, ибо он несколько раз смотрел на вывески трактиров и принюхивался к запахам жареной колбасы; во-вторых, он хочет курить, но курева у него нет; в-третьих, Стеф-Стопанский слыл щеголем и одежда его всегда отличалась отменным вкусом, а сейчас он был неряшлив и грязен; в-четвертых, он всячески подчеркивал свою значимость, а это обычно бывает с людьми, которые вынуждены в силу каких-то обстоятельств больше уповать на прошлое, чем верить в спасительное будущее. Стеф-Стопанский брезгливо поморщился: — Ваша работа? — Разве друзья в посольстве не могли вам помочь? — не отвечая на его вопрос, продолжал Всеволод. — В Европе вы не жили? — Жил. — Видимо, в среде эмиграции… Взаимовыручка, товарищество и так далее… Молодой чело… Простите… — Да нет, господь с вами, пожалуйста, пожалуйста… Мы ведь чины не возрастом выслуживаем. |