Онлайн книга «Петровка, 38»
«Сейчас снова будет солнце, — подумал он, — и еще три раза потом будет солнце, черт его задери совсем…» — Убери пистолет, — попросил Сударь, — ребру ведь больно. — Потерпишь. — Убери. Я гражданин, я требую. — Ты у тети Маши требуй. У меня просить надо, Сударь. «Еще два раза я буду слепым. Потом надо будет выводить его. Мне нельзя поворачиваться спиной. Ага, я заставлю его обойти меня. Нет, не годится. Он решит, что я боюсь, и начнет драку. Стрелять нельзя, а он здоровее меня, сволочь». Все. Стоп. Лифт, подпрыгнув, остановился. Дверь распахнулась сама по себе. «Неужели его человек?! — пронеслось в мозгу у Костенко. — Оборачиваться нельзя». — Успел! — крикнул Росляков. — Это я, это я, Славка! Костенко шумно вздохнул и сделал шаг назад. — Давай топай, милорд, — сказал Костенко, — быстренько… В кабинете Садчикова, после обыска, Костенко предъявил Сударю постановление на арест. Тот внимательно прочитал все, что там было написано, осторожно положил бумагу на краешек стола и сказал: — Никаких показаний давать не буду, подписывать тоже не буду. Если хотите со мной поговорить, дайте марафета. Я иначе не человек. — Наркотика ты не получишь, — сказал Костенко. — Это раз. Подписи нам твои не нужны. Это два. И показания — тоже. Это три. Понял? — Ты меня на пушку не бери, я сын почетного чекиста. — Ты сын подлеца, запомни это, и никогда впредь не смей называть своего отца чекистом. Он им не был. — Я вызову сюда прокурора. — Не ты, а я вызову прокурора. — Какое имеешь право называть меня на «ты»? — А ну, потише, и не хами. Все равно наркотика не получишь. — Я требую прокурора! Прокурора! Марафета! Прокурора! Марафета! Сударя прорвало — началась истерика. Когда Садчикову рассказали про звонок из прокуратуры — требуют взять под стражу Леньку Самсонова. — он хлопнул по столу папкой так, что подскочила телефонная трубка. — Перестраховщики, — сказал он. — Ни ч-черта не понимают! — Позвони к ним, — сказал Костенко. — Надо инициативу перехватить, потом может быть поздно, если он постановление выпишет. — Ну и ч-что я с ним б-буду говорить? — А ты с ним не говори. Ты с ним скандаль. Это иногда помогает. Особенно если правда на нашей стороне. — Т-ты же знаешь — я не умею с-скандалить… — Пора бы и научиться. — М-может, ты позвонишь? — Нет. Это надо сделать тебе. Ты — старший. Я готов идти вместе с тобой куда угодно, ты это знаешь. Но звонить надо тебе… Уважай себя… Уважай так хотя бы, как мы тебя уважаем… Садчиков позвонил в прокуратуру: — Послушайте, это С-садчиков говорит. Почему вы с-считаете нужным арестовать Самсонова? — Потому что имело место вооруженное ограбление кассы. — Х-хорошо, но при чем з-здесь Самсонов? — Он был там с бандой. — Н-ну был. По глупости. — Вот вы и докажите, что это глупость. И пререкания тут излишни. — Эт-то не пререкания, поймите. П-парня мы погубим, если его п-посадить. Он же верил нам. Он помог нам задержать бандитов… Следователь прокуратуры был старым и опытным работником. Он считал, что лучше и безопаснее перегнуть палку, чем недогнуть ее. Так он полагал и ни разу за всю свою многолетнюю практику не ошибся. Во всяком случае, так ему казалось. И не важна, по его мнению, степень тяжести преступления — наказуемое обязано быть наказано. А что принесет наказание — гибель человеку или спасение, — это уже другое дело, к букве закона прямо не относящееся. — Товарищ Садчиков, — сказал следователь, — мне кажется, не наше с вами дело корректировать законы. Они написаны для того, чтобы их неукоснительно исполнять. — З-законы написаны для того, чтобы их и-исполнять, это верно, — ответил Садчиков, — но их правильно понимать надо, если речь идет о спасении семнадцатилетнего человека. — Вы мне передовиц не цитируйте, я газеты сам читаю. Выполняйте мое предписание, а там разберемся. — Б-будет поздно потом разбираться. — Разобраться никогда не поздно. — Д-до свидания. — Пока. Когда вы его возьмете? — Н-не знаю. — Товарищ Садчиков, ваш ответ меня не устраивает. Я сейчас же позвоню комиссару. — В-валяйте. Садчиков осторожно положил трубку и снова выругался. И потом быстро поднялся и, не глядя на Костенко, выбежал из кабинета — к комиссару. Комиссар держал трубку телефона плечом, а руки у него были заняты ремонтом зажигалки. Он дымил папиросой, слушал сосредоточенно, хмуро и лишь изредка повторял: «Ну, ну, ну…» Починив зажигалку, он перехватил трубку рукой и, перебив своего собеседника, сказал: — Ерунду вы, милый мой, порете. Даже мне странно от вас это слышать. Ладно, хорошо, посадим Самсонова, успокойтесь, только я в данном случае согласен с Садчиковым, а не с вами, и завтра же буду говорить с прокурором. Потом взорвался: — Да при чем здесь либерализм? При чем здесь ответственный папаша? Я б папашу с мамашей посадил, а не его! Вы его по карточке знаете, а я с ним целый день провозился! Ладно, хорошо, мы попусту тратим время. Я сказал, что посадим, но согласен в данном случае с Садчиковым и в понедельник буду драться. Вот так. Все. Положил трубку, поднял голову, хмуро посмотрел на Садчикова и сказал: — Придется его забирать. Ничего, посидит недельку, а там отобьем. — Т-товарищ комиссар… — Ну? — Это ошибка. — Пожалуй, что так. — Неужели нельзя связаться с прокурором города? — Его нет, я уже звонил. — З-заместитель? — Он тоже на совещании. — Н-но вы в понедельник действительно будете за него драться? — Боксерские перчатки приготовь. — Товарищ комиссар… — Ты меня не обхаживай, Садчиков, я не девушка. Выполняй то, что тебе предписано, и скорее заканчивай все с Читой и Сударем. Молодцы твои ребята, просто истинные молодцы. — М-может, подождем с Ленькой до понедельника? — Садчиков, я повторил тебе уже три раза — выполняй то, что предписано. Холку потом мне будут мылить, а не тебе. Так или не так? — Так. — Ну и топай. А потом отоспись, на тебе лица нет. |