Онлайн книга «Экспансия-1»
— Может быть, хотите перекусить, Брунн? — спросил Кемп. — Здесь есть довольно хорошие худиас, очень вкусный сыр… — У вас жена, случаем, не испанка? — Немка. Его ко мне подвели американцы, подумал Штирлиц; он выполняет чужую работу, немец не предлагает еду незнакомому и не потому, что он плохой человек, просто такое не принято; традиции, будь они неладны; впрочем, немца могут раздражать наши горцы, которые угощают незнакомого путника, зашедшего в дом, самым лучшим из того, что у них есть; немец будет думать, чем он может отплатить, сколько это стоит, чем такое вызвано? Господи, какой маленький мир, но как он разностей, разгорожен, взаимоневедом… — Но я не смогу ответить вам тем же, — заметил Штирлиц. — Я весьма ограничен в средствах. — ИТТ хорошо платит своим людям. Какие языки вы знаете? — Английский и испанский. — В совершенстве? — А оно существует? По-моему, совершенство возможно лишь тогда, когда бог сойдет на землю. — Не знаю… Во всяком случае, я, не дожидаясь пришествия, в совершенстве освоил мое дело. — Позволяете себе вольнодумствовать в католической стране? Это не против инструкций ИТТ? — Вы набожны? — Черт его знает… Суеверен, во всяком случае. — Все суеверны… Так что намерены отпробовать? Сыр или худиас? — А еще что здесь дают? — Жареное мясо, — Кемп кивнул на камин. — Фелипе сказочно готовит мясо на ивовых прутьях. Чертовски дорого, но зато очень вкусно… Можно попросить зажарить на углях тручу, [10] совершенно сказочная еда… — Тогда угостите меня соленым сыром, совершенно сказочной тручей и тинто. [11] Ну, валяй, реагируй, Кемп, подумал Штирлиц. Труча — это царская еда, и платят за нее по-царски. Давай, инженер, закажи тручу себе и мне, тогда я до конца поверю в то, что ты не случайно появился на дороге. — Дон Фелипе, — крикнул Кемп, и Штирлиц сразу же понял, что этот человек служил в армии. — Сыр и тручу для сеньора, бутылку тинто, а потом два кофе, из тех зеленых зерен, что вы показывали мне в прошлую пятницу. — Да, сеньор Кемп. Какое тинто хотите попробовать? Есть вино из Каталонии, очень терпкое; есть из Малаги, то, что вы как-то пили, густое, с черным отливом. — А что вы порекомендуете моему гостю? — Тинто из Каталонии интересней, мне его привозят не так уж часто. — Рискнем? — спросил Кемп. — Тот не выигрывает, кто не рискует, — согласился Штирлиц. — Я здорово голоден, опьянею, в горах делают крепкое вино. — Ну и что? Пьянейте на здоровье, я отвезу вас домой. — Спасибо. — Вы никогда не пробовали работать с техническими текстами, Брунн? — Нет. — А потянете? — Можно попробовать. — Это у нас, немцев, можно пробовать. Американцы другие люди, они сразу же задают вопрос: «Можете или нет?» Отвечать следует определенно, с ними надо идти в открытую. — Во всем? — Что вы имеете в виду? — Да ничего особенного… Просто вы с ними работаете, вы, видимо, знаете, можно ли с ними идти в открытую во всех вопросах или что-то надо придерживать. — Черт его знает. Скорее всего, надо идти в открытую во всем. Они ведь как дети, очень доверчивы и поддаются уговору. Им надо объяснить все, от начала и до конца, как в школе. Если они поймут и поверят, то лучших компаньонов и быть не может. — Да, они славные люди, я с вами согласен… Но ведь они испытывают на себе влияние тех, против кого мы, немцы, так активно выступали в минувшей войне… — Мои боссы этого рода влияниям не подвержены, — отрезал Кемп. — Цветных и славян компания не держит, в этом смысле можете не тревожиться. Штирлиц усмехнулся: — А я и не тревожусь. Я лишен предрассудков, тем более сейчас за это больше некому карать, все рассыпалось. Дон Фелипе принес сыр, зелень, вино в темной высокой бутылке, расставил все это на белой бумажной скатерти и спросил: — Тручу прожаривать или вы любите ее сыроватой? — Почти сырой, — сказал Штирлиц. — Только одной я не удовлетворюсь. Голоден. Мой друг сеньор Кемп, думаю, угостит меня тремя, а то и четырьмя тручами. Это сколько порций? — Четыре, — ответил дон Фелипе. — Рыбы очень большие, сегодня утром еще плескались в водопаде, мясо прекрасное, очень нежное. — Выдержите четыре порции? — спросил Штирлиц, не глядя на Кемпа, понимая, что на лице у того сейчас должно быть смятение. — Или я разорю вас? — Да хоть пять, — ответил Кемп, и Штирлиц до конца убедился в том, что это человек есть продолжение того, что началось два часа назад на авениде Хенералиссимо, когда к нему подошел Джонсон. — Тогда пять, — сказал Штирлиц. — Я осилю. — Вот и прекрасно, — улыбнулся Кемп. — Труча вам наверняка понравится, припеченная корочка совершенно поразительна, у дона Фелипе свой рецепт. — Вы можете пить? Или за рулем боитесь? — спросил Штирлиц. — Боюсь, но буду. И потом, гвардиа сивиль [12] на этой дороге не свирепствует, они психуют по тем трассам, где Франко ездит на охоту. Кемп разлил тягучее длинное вино по грубым стаканам и чокнулся со стаканом Штирлица: — За несчастных немцев. — За них стоит, — согласился Штирлиц. — Чтоб не были такими доверчивыми. — Как вас понять? Штирлиц выпил, смакуя, очень медленно, вбирающе; пожал плечами: — Понять просто. Несчастные немцы не могут жить без фанатичной веры. То они верили в Бисмарка, то в кайзера, то в Гитлера. Им нужен фюрер, трибун, сотрясатель, которого надо бояться. Если бояться некого, они начинают строить баррикады и объявлять забастовки, опять-таки в надежде, что появится сильная рука, вроде тех, которые были уже, и наведет порядок. — Вы против сильной руки? — А вы — «за»? — Дорогой Брунн, я заметил, что вы не ответили ни на один мой вопрос, принуждая меня отвечать на все ваши. — Принуждал? — Штирлиц пожал плечами и подвинул свой стакан Кемпу. — Плесните еще, а? Как же я вас принуждал, интересно? Пытал в камере? Арестовывал вашу жену? Отправлял детей в концлагерь? Я ни к чему вас не принуждал, — он жадно выпил еще один стакан, отщипнул кусок сыра, накрыл его зеленью, проглотил, не жуя, и заметил: — Одной бутылкой я не удовлетворюсь, закажите еще. |