Онлайн книга «Экспансия-1»
— Что-нибудь еще? — Нет, нет, это все, что я вам хотел сказать. Пойдемте откроем счет, и я откланяюсь… — Но у меня нет свободных денег… — Они есть у меня. Они не свободны, впрочем, — Барбье вздохнул, — поскольку принадлежат вам. Кстати, вы вправе подать в суд на этого самого Бользена-Штирлица, пусть в Нюрнберге подумают, как им быть с рядовыми головорезами. Потребуйте, чтобы вам положили пенсию за ущерб, нанесенный СС. Это ведь СС лишило вас кормильца… — Думаете, такой иск станут рассматривать? — Смотря как написать, фрау Рубенау. У вас есть хороший адвокат? — Консультация у хорошего адвоката стоит сто франков. У меня нет таких денег. — Этот хороший адвокат, — Барбье тронул себя пальцем в грудь, — не берет со своих. Мы вернемся, и я составлю иск… Они спустились вниз; Барбье чувствовал напряженность, которую испытывала женщина; это хорошо, подумал он, это именно та натура, которую побеждают поэтапностью, она скажет мне все, что я должен от нее получить. В банке он открыл на ее имя счет, положив пятьдесят франков, потом пригласил ее в магазин и купил детям шоколада, фруктов и жевательных резинок; вовремя себя остановил, потому что сначала был намерен взять чего подешевле — колбасы, масла и сыра; ты же швед, остановил он себя, только немцы сейчас испытывают голод, эта баба сразу же все поймет, она из породы умных, хоть и доверчива; впрочем, недоверчивость — удел бездарных людей, не пойми я этого в Лионе, моя работа не была бы столь результативной. — Что вы знаете об этом мерзавце? — спросил он, поговорив предварительно о растущей дороговизне и о необходимости отправлять детей на отдых в горы, это же совсем рядом, крестьянское молоко совершенно необходимо, закладываются основы на всю жизнь… — Ничего, — ответила женщина. — У меня есть его фото и отпечатки пальцев. Подлинники я отдала в полицию, копию храню у себя. Это все, что у меня есть. — Уже немало. Вы себе не представляете, насколько это важно для криминалистов. Как вы получили его фото и отпечатки пальцев? — Мне передал его начальник. Он был странным человеком. Наверное, понял, что война проиграна, и делал все, чтобы самому как-то выкрутиться… Он и открыл мне, что Вальтера убил Штирлиц. — А как звали того человека? — Он сказал, чтобы я никогда не вздумала называть его имени. — Но вы знаете его имя? — Да. — А если я угадаю? Если вы ответите на мои вопросы и я угадаю, это не будет нарушением вашего слова. Вы согласны? — Да, — ответила женщина после долгой паузы. — Где состоялся ваш разговор? — В его кабинете. — В Берлине? — Да. — В учреждении? — Да. — В гестапо? — Да. — Где оно помещалось? — Вы не знаете, где помещалось гестапо?! — Это не удивительно. Я швед, я никогда не был в Берлине… — На Принц Альбрехтштрассе… — Там помещалось не только гестапо, фрау Рубенау. Там была штаб-квартира всего РСХА, — отчеканил Барбье и, только закончив фразу, понял, что допустил промах. — Откуда вам это известно? Как вы знаете об этом, если никогда не были в Берлине? — сразу же спросила женщина, но он уже был готов к этому вопросу, поняв, что своей осведомленностью отбросил ее к первоначальной настороженности. — Этот адрес теперь известен всем, фрау Рубенау. Читайте материалы Нюрнбергского трибунала, ведь они печатают массу документов, и мы их весьма тщательно изучаем… — Ах, ну да, конечно… — На каком это было этаже? — Не помню… Нас очень быстро провели по лестнице, мы были окружены со всех сторон эсэсовцами… — С вами были дети? — Со мной была Ева. Пауля этот господин разрешил отправить в швейцарское посольство… — Опишите этого господина, пожалуйста. — Это трудно… У него была очень изменчивая внешность… — Он был в форме? — Да. — Сколько у него было квадратов в петлице? — Я не помню… Нет, нет, я совершенно этого не помню… — Хорошо… О чем шла речь в его кабинете? — Он давал поручение мужу… Он хотел, чтобы Вальтер поехал сюда, в Швейцарию, и поговорил с кем-то о возможностях мирных переговоров. — Это все, что вы помните? — Да. — А сколько времени продолжался разговор? — Минут семь. — Но он не мог за семь минут сказать только две фразы, фрау Рубенау… — Сначала он сказал, что и девочку бы спас, он ведь отправил моего Пауля в швейцарское посольство… Он сказал, что он бы и нас спас до отъезда Вальтера, он говорил, что в Лозанне живет какой-то Розенцвейг, которого он выручил в тридцать восьмом, когда евреев начали убивать на улицах… Потом он сказал, что лишь выполнял приказы рейхсфюрера и жил с разорванным сердцем и поэтому в свои-то годы стал седым, как старик… — В «свои-то годы» он сказал вам? — Да, он так сказал… — А в связи с чем он просил вас не называть его имя? — В тот же день, только ночью, он сказал, что Вальтера убил Бользен… Этот самый Штирлиц… Он передал мне его фото и отпечатки пальцев… И сказал, что Штирлиц может скрываться… В Швейцарии тоже. Он дал мне паспорт и билеты на поезд, который шел в Базель, и сказал, чтобы я молчала, пока Пауль прячется здесь, в посольстве, но как только он окажется рядом со мною, в Швейцарии, я должна пойти в полицию и все рассказать о Штирлице… Знаете, у этого Штирлица были совершенно особые глаза, в них словно бы стояли слезы, когда он вез меня к Мю… к этому человеку, он был добр со мною, а Пауля посадил себе на колени, когда мы отправляли маленького в посольство… Потом, когда прошел шок, я подумала, что он психически болен, садист… Не может человек с такими глазами хладнокровно убить моего Вальтера. А теперь я посмотрела фотографии Геринга в тюрьме, какое благообразное и доброе лицо, как он искренне говорит, что никому не хотел зла и только выполнял приказы фюрера… — Мерзавец, — сказал Барбье. — Все они мерзавцы. Они были созданы фюрером и предали его, пока петух не прокричал даже в первый раз… — Разве к понятию Гитлер приложимо слово «предательство»? — спросила женщина. — Он был личностью, а не понятием, — ответил Барбье. — Как бы не хотелось нам признавать это, но, увы, это так… Человека, который дал вам фотографию Штирлица и отпечатки его пальцев, звали Мюллер, фрау Рубенау… Не отвечайте. Посмотрите мне в глаза, вот так… Спасибо… Как он сказал вам об этом? Какие слова он произнес? |