Онлайн книга «Синдикат»
|
Занемелой рукой по внутреннему телефону я набрала номер Маши. — …ко мне… — сказала слабым голосом. Маша влетела через секунду, брякнулась на стул, вытаращилась на меня зелеными глазами. — Кто… — тихо и внятно проговорила я, — вместо меня… подписывал… акты?.. Маша преданно смотрела, не отрываясь, медленно оседая набок. И осела, продолжая глядеть на меня белками закатившихся глаз… — Это что? — брезгливо спросила Угроза Расстреловна сверху. — Это обморок, — бессильно сказала я, обнимая Машу и пытаясь опять посадить ее прямо. — Скажите этой дуре, что ее никто не подозревает! Да и вас, недотепу, никто не подозревает. Суммы из вашего бюджета просто переводились по компьютеру… Я потрогала козу с визитными карточками… расправила какую-то салфетку на столе… Спросила сдавленно: — Кем?!.. Она развела руками. Жест был бабий и человеческий. — Тем, кто умеет это делать… Кто умеет считать и знает — как прятать концы в воду… Но ничего, ТАМ… — она показала пальцем вниз, — там разберутся, в конце-концов. Докопаются… В той организации, где я всю жизнь работала… Странно, подумала я, произнося это сакраментальное там, люди обычно указывают на небо. Может быть, указывая под ноги, Роза Марселовна Мцех имеет в виду вовсе не аудиторов, какими бы въедливыми те ни были, а что-то другое? Скажем, преисподнюю? Я молча поднялась, вышла из кабинета главного бухгалтера российской бухгалтерии и направилась к своему патрону. Клавдий сидел в той же позе, обхватив голову руками, в пепельнице перед ним курилась тоской сигарета. — Клавдий, — позвала я. Он поднял голову и взглянул на меня измученными глазами. — Прикажи Шае и Эдмону прочесать все казино, игорные дома и элитные клубы… — твердо закончила я. У себя в департаменте я опять наткнулась на откляченные зады подчиненных… Вот если б они были голыми, это было бы даже символично, подумала я… Собравшись в кружочек, все они кропотливо выкладывали на полу обрывки какой-то бумаги. Перевернутое ведро откатилось под Машин стол… — Ну что опять, о Боже?! — Представляете, — весело сказала Женя, стоя на четвереньках, — это был приказ Клавдия о том, что наш департамент переводят во двор, в новое здание… А Эльза Трофимовна р-раз, и… — А я и внимания не обратила, что во дворе есть какое-то здание… — смущенно и доверчиво улыбаясь, проговорила Эльза Трофимовна. Она взяла со стола какую-то бумагу, мельком взглянула на нее и, сложив вчетверо, стала рвать на кусочки… — Посто-ойте!!! — застонала Маша… — Что ж вы рвете?! Что это?! — …да чепуха там какая-то… Вообще, по ошибке попало… Какой-то корабль… куда-то отплывает пятнадцатого августа… Маша завыла, затопала ногами… …Спокойно, сказала я себе, спокойно, ты скоро уезжаешь и вообще не имеешь к этому морю-по-колено никакого отношения… Вошла в свой кабинет, закрыла дверь, чтобы не слышать очередного скандала… Села за стол и наконец открыла почтовую программу. На меня посыпались гостинцы-леденцы в широком ассортименте: — целый мешок файлов от Галины Шмак с воплем, что все это надо прочитать до утра; — заявка от Эсфирь Диамант с приглашением поддержать материально «Еврейские народные гуляния» в исполнении ансамбля «Русские затеи» на ее концерте, в зале «Родина»; — истеричное открытое письмо Клары Тихонькой (с копиями во все сто восемьдесят семь организаций) с требованием вложить тридцать тысяч долларов в проект пятиэтапного семинара «Будущее Катастрофы»; — десятка полтора требований из Иерусалима; — рассылка «Народного университета» Пожарского; — рассылка Национальной Русской партии Украины; — рассылка Чеченского Союза борьбы с оккупацией; — приглашение из Театра Наций на премьеру пьесы Ноя Клещатика «Высокая нота моей любви»; И, наконец, последнее письмо, которое вывело меня из ступора. Я смотрела в экран своего компьютера с бессильным изумлением: Из департамента Розыска потерянных колен мне сообщали, что Вячеслав Семенович Панибрат, 53 года рождения, профессия — водитель, — принадлежит к потерянному колену Гада («Отряды будут теснить его, но Гад оттеснит их по пятам»)… Нет, подумала я, нет, вот это уж — дудки… Довольно… Славу я вам не отдам… Потянулась к своему ежедневнику и стала быстро листать его, отыскивая одну бумагу, которая столько времени провалялась у меня, кочуя из одного ежедневника в другой… Где-то здесь она то и дело подворачивалась под руку, а вот сейчас… В нетерпении я перевернула ежедневник, вытрясая из него все записочки, листки, фотографии, квитанции… наконец, сложенный вчетверо лист выпал на стол. — Маша! — крикнула я, — свяжи-ка меня… И тут же раздался звонок. Я вздрогнула, — и настолько была уверена в том, кто это звонит, что сама сняла трубку… — Дорогая, — услышала я знакомый голос, — звоню только за одним: убедиться, что вам прислали приглашение на премьеру моей пьесы, которая с вашей легкой руки… Нет, не за этим ты звонишь, подумала я, не за этим… — Ной Рувимович, — проговорила я мягко и решительно, — нам бы стоило повидаться, причем, не откладывая это вдаль. Я ведь скоро уезжаю, и… — Не говорите, не говорите! — перебил он меня взволнованно. — Вы не представляете, какая это будет потеря для… — Когда вы сможете приехать? — Да вот сейчас, — сказал он просто, — я тут паркуюсь у ворот, сейчас и поднимусь… Я подняла глаза. В дверях стояла взволнованная Маша. — Валокордин? — спросила она. — Тридцать капель? — Дурочка. Кофе. И для Ной Рувимыча тоже. И ко мне — никого, пока он не выйдет отсюда. Норувим был сегодня совершенно по-летнему: светло-серая бобочка, светлые брюки, никакого галстука. И пребывал он — это видно было с порога — в отличном настроении. Маша принесла кофе, вазочку с конфетами, плотно прикрыла за собою дверь. — Боже мой, боже мой! — приговаривал Клещатик, разворачивая конфету, — три года пролетело совсем незаметно! Как задумаешься — что есть наша жизнь… Я не мешала ему разогревать нашу предстоящую беседу. Просто знала — о чем она пойдет. И понимала, что на сей раз буду полновластной хозяйкой ситуации. — И все это время своим присутствием вы настолько украшали жизнь столи… |