Онлайн книга «Смерть Петра. Исторические версии»
– Вы считаете меня гением? – рассеянно поинтересовался Дефо, взглянув при этом на бутылку сухой мадеры. – Пейте, пейте, – сказал сэр Дэниз, – слуга войдет, когда мы кончим деловую часть беседы, так что наливайте сами. А гением я вас действительно считаю, оттого что известность вы завоевали не саблей, не новым законом о наказаниях или, наоборот, заигрыванием с чернью, но пером. Человек, сам сделавший свое имя, гениален… Дефо выпил мадеры, хмыкнул: – Я могу передать ваши слова моим подругам? – Им – можете; только эти слова далеко не уйдут: донесение ляжет на мой стол наутро после того, как вы пошепчете об этом потаскушкам после хорошего ужина в ресторанчике Чарли… – Все-то вы про меня знаете, – вздохнул Дефо и так посмотрел на сэра Дэниза, что тот понял: «Ничего я о нем не знаю; только одно знаю, что верю, восхищаюсь им и люблю». После того как сэр Дэниз попотчевал любимца Лондона шоколадом, угостил каким-то диковинным напитком из деревянного сосуда, подаренного ему португальским посланником, провожая уже Дефо к двери, подбросил: – Мой друг, не согласились бы вы оказать услугу первому лорду и мне? – Услуга – это добро; добро повышает настроение человека; хорошее настроение первого лорда сулит милости подданным, как же я могу отказать себе в наслаждении услужить соплеменникам? – Такое согласие больше похоже на отказ… – Для отказа, сэр, я употребляю лишь одно слово – «нет». Я к вашим услугам… Точнее, – Дефо улыбнулся, – услуге, как вы изволили заметить… – Спасибо. Не согласились бы вы встретиться с русским послом? Он умен, осторожен, и разговорить его можно лишь в тех сферах, которые существуют для того, чтобы скрыть сердцевину проблемы. Он будет рассказывать вам об охоте, полотняном производстве в Калуге, сибирских тайнах, эт сетера, эт сетера. А нас интересуют оппозиционные группы в столице России, особенно северной; в Москве у меня есть надежные информаторы. Нас очень интересует Россия, ибо с приходом Петра мир изменился, его держава перестала быть окраиной, он – факт европейской жизни, мне это не нравится: медведя надобно вернуть в берлогу. – Вы думаете, это возможно? – Думаю, да. – А сколько это целесообразно? – Пусть судят потомки; не согласятся – внесут коррективы… Дефо вздохнул, покачал головой, заметил: – Если русский посол не открывался вашим коллегам, почему вы думаете, что он откроется мне? – Потому что вы – Дефо. – Я Дефо для вас. Для него я ничто. Может быть, целесообразнее побеседовать и завязать отношения с кем-то из молодых его коллег? Я не совсем согласен с теми государственными мужами, которые делают ставку лишь на тех, кто состоялся. Меня как раз интересуют те, кто упрямо и алчно намерен состояться… – «Алчное намерение состояться»… – повторил сэр Дэниз. – Страшно сказано… И не отделяйте вы, бога ради, нас, политиков, от себя. Я не знаю, кто из нас больший политик, ибо каждая ваша книга – это мир, живущий по законам, созданным вами, но восторгающим читателей, которые верят в их существование. – Спасибо. – За правду не благодарят. – Я – благодарю. …Епифанов оказался сухощавым блондином с острыми голубыми глазами; веки чуть припухлые, казавшиеся от этого треугольными; голосом был певуч («Вероятно, в детстве страдал заиканием», – подумал Дефо); улыбался внезапно открыто, отчего лицо его освещалось как бы изнутри, обретая черты юношеские, ломкие, в чем-то обидчивые даже. Обменявшись первыми фразами, Дефо поразился тому, что московитяне обладают поразительным даром улавливать чужой язык, особенно в его музыкальном выражении; не зная, что собеседник – русский, никто в Лондоне не смог бы угадать в Епифанове иностранца: ч е с а л, словно коренной англичанин; впрочем, можно было допустить порок по материнской линии – то ли скандинавский слышался акцент, то ли гамбуржский, но уж никак не славянский. – После великого Петра, которого я имел честь и восхищение видеть в Лондоне, – сказал Дефо, когда обязательные слова были проговорены и настало время второй, вводящей в суть дела фразы разговора, – вы первый русский, с которым я встречаюсь с глазу на глаз. – А я впервые встречаюсь со знаменитым газетчиком. Беседовал Дефо с Епифановым в маленьком ресторанчике Чарли «Олд Питер», неподалеку от гавани; сейчас еще здесь было пусто – всего четыре часа пополудни; моряки, актеры и негоцианты собирались к десяти, когда Чарлз обжаривал в очаге кроликов, густо нашпигованных кабаньим салом, морковью, луком и чесноком; пахло поэтому в ресторанчике до того вкусно, что не отведать жаркого просто-напросто нельзя было. Сейчас, однако, кроликов еще только шпиговали, поэтому к столу подали лишь одно вареное мясо, соленый сыр и эль, который варил в пригороде Лондона шурин Чарлза, старый Хэмфри, невозможнейший хитрец, добавлявший в брагу лимонный сок и тертый хрен; явный отход от традиции, но коль вкусно – кто станет спорить?! (Первым здешний эль оценил Свифт, – когда у него начинался запой, он не уходил от Чарли; очень много ел, ругал на чем свет стоит короля, церковь, парламент, своих прихожан; себя величал «попом-безбожником»; Чарли обзывал бандитом, а Дефо всегда жалел, гладил сухой длинной ладонью по голове, шептал: «Только один я понимаю, как тебе горько жить, мой бедный мальчик! Ты ведь мечтал стать живописцем? Или трубадуром, – только бы не слагать слова мудрости, будь они трижды неладны!..») – Знаменитый, как вы заметили, газетчик – обжора, – сказал Дефо. – Как вы отнесетесь к тому, если нам зажарят фазана? – Все новое интересно мне, но не более того, потому что высшее наслаждение человека не еда, не застолье, но собеседование, поиск совместной истины. – Истина не бывает совместной. Истина, как и женщина на ночь, должна быть собственностью человека. Что же касается еды, то не сама по себе она интересует меня, – еда есть одна из форм выявления человеческого вкуса. Стол, по-моему, есть выразитель термина «ощущение», который и определяет все на свете, не так ли? – Я пока еще не понял вас, сэр Даниель. – Поясню. «Ощущение» и «вкус» увязаны нерасторжимо. Вкус может доставлять человеку как счастье, так и горе. Увы, исследуя предмет вкуса, я пришел к выводу, что человек значительно легче сносит горести, нежели чем счастье. Именно так! Холодный суп, простоявший в тепле вызывает досадные ощущения: вас мутит, в животе начинает бурчать, из-за этого над вами смеется любовница, вы вне себя, а тут еще сосед неловко задевает вас локтем; вы не даете ему даже мгновенья, чтобы он принес извинения, бьете его по лицу; дуэль назначена; вы сражаетесь на кинжалах; в самый ответственный момент у вас начинается новая схватка внизу живота; противник видит вашу слабость; удар – и вы ушли в небытие! Счастье, которое доставляет вам отменный вкус, не надоедает, вроде старой любовницы или капризного ребенка, я уж не говорю о благодетеле в канцелярии, пред которым вы обязаны благоговеть, ибо получаете с его подачи орден и чин… |