Онлайн книга «Люди огня»
— Сомневаетесь в Эммануиле? Он жесток, но… — Жесток! Бар Кохба брал в свое войско только тех, кто мог без звука отрезать себе палец или вырвать кедр с корнем, и без колебаний казнил недовольных. Машиаху трудно быть милосердным. Его дело — война во имя Господне. Дело в другом… Почему мир разрушается? Я получаю письма от своих учеников из Европы. Они ужасны. Время Машиаха — это эра гармонии. Почему у нас эра катастроф? Они даже не могут вернуться в Святую Землю — самолеты почти не летают. Корабли редко рискуют выходить в море, железнодорожные пути размыты или разрушены. Тот, кто выполняет заповеди, — укрепляет мир, тот, кто нарушает, — разрушает его. Кто грешит? Я не ответил. Взял бокал, отпил Силоамского, стараясь забить запах горького миндаля ароматом вина. Рабби Акиба поморщился. — И это тоже. Зачем он подражает байкам о Ешу? [144] — Может быть, Ешу и был Машиахом? — осторожно спросил я. Рабби хмыкнул. — Разве он прогнал римлян? — Римляне стали его последователями. Это ли не завоевание? — Бросьте! Он даже не был полноправным галахическим евреем. Мамзер [145] . Я проглотил то, что Христа при мне назвали ублюдком, и запил Силоамским. Рабби Акиба был забавным стариком, если только речь не заходила о христианстве. На восьмой день Эммануил отпустил народ. Было утро третьего тебефа. Я пришел к Терезе. Был трезв, как стеклышко, зато принес с собой бутылку бордо. — Вас давно не было, — сказала она. — Я, собственно, попрощаться. — Что случилось? — Сегодня вечером я стану бессмертным. — Святым? — удивленно спросила она. Она не знала. Ничего удивительного: Эммануил не афишировал теорию трех посвящений. — Скорее полноправным апостолом Эммануила. Я поставил бутылку на стол и разлил вино по тяжелым тюремным кружкам с округлыми краями. Из чего их делают, из свинца? — Что это значит? — Вино? — Вино на прощание — я поняла. Что значит стать полноправным апостолом Эммануила? Я опустошил кружку. Она тоже пригубила свою. — Эммануил может воскрешать из мертвых. — Да, я слышала. Но, говорят, воскрешенные им теряют душу. — Не знаю насчет души. Но они становятся другими. Все апостолы, кроме нас с Марком, уже прошли через это. Настала моя очередь. — Чтобы воскреснуть, надо сначала умереть. — Конечно. Эммануил обещал мне легкую смерть. — Беги! — Тереза, ну куда я побегу? К твоим друзьям? Я отравил газом более сотни человек. — Ты спас более полутора тысяч! — Я не знал… У тебя появилась связь с внешним миром? — Появилась. Они в катакомбах Бет-Шеарим. Она побледнела, запнулась: поняла, что сказала лишнее. Но собралась с духом и продолжила: — Беги к ним. Они тебя примут. Я налил себе еще одну кружку. Вино Терезы было почти не тронуто. Я и не заметил, как мы перешли на «ты». Выпил. — У меня к тебе другое предложение, правда, оно звучит так же, как твое: «Беги!» Я не уверен, что смогу оберегать тебя после смерти и воскрешения. — Почему ты не хочешь бежать? Я усмехнулся: — Ну, например, потому, что я очень люблю своего Господа. — Даже сейчас, после всего? — Особенно сейчас. Она вздохнула. — Тогда почему спасаешь меня? «Потому что я люблю тебя». Я чуть не сказал этого вслух. Боже, как глупо! Апостол Эммануила влюбился в святую. Марк умрет со смеху. — Потому что грешен, — сказал я. — В общем, так. Сегодня ночью твою камеру забудут запереть, охрана будет пьяной и сонной — уходи. Это единственный шанс. — Я буду молиться за тебя. Я поднимался по ступеням к западному входу в храм. Прямо передо мной возвышались арки «весов». Дул холодный ветер, а над головой сияло звездное небо. Храм был слабо освещен. Два высоких подсвечника в форме Солнца Правды справа и слева от алтаря, расположенного в центре храма, — как две искры внутри огромного темного кристалла. Алтарь, точнее, жертвенник: черный камень с выбитой трехлучевой свастикой и надписью «RGES». За алтарем, опираясь руками на камень, стоит Господь. — Иди сюда, Пьетрос, ты вовремя. Я подошел. На алтаре — кинжал. Светлое лезвие, золотая рукоять, украшенная алмазным Солнцем Правды. — Пьетрос, преклони колени. Я послушался. — В Коране сказано: «Господь ближе к человеку, чем яремная вена». Я понял: жертвоприношение Авраама. Упадет ли камень мимо жертвы? Отведет ли смерть рука Господня? Эммануил взял кинжал. — Ближе, Пьетрос, ближе. Это легкая смерть. Одна из самых легких, заповеданная в Торе. Потеряешь сознание, прежде чем сможешь что-либо почувствовать. Помнишь, сказано: «Кто потеряет свою душу ради Меня — тот спасется». Я люблю тебя, Пьетрос. Он занес кинжал. Я увидел, как он сверкнул. На камень упало пламя. Огненный шар. Словно в алтарь врезался болид. Мне обожгло лицо и отбросило на пол. Только теперь я почувствовал боль. Потрогал рану. Ерунда! Царапина! Ни до яремной вены, ни до сонной артерии он не достал. Я поднял голову и увидел искаженное яростью лицо Эммануила. — Сын Бездны! Я вздрогнул и обернулся. У входа в храм стоял высокий седой старик в белых одеждах. — Здравствуй, Илия! — усмехнулся Господь. — Хорошо, что пришел. Я тебя обыскался. — Я не дам тебе осквернить место, где витает дух Святая Святых! — Ты бессилен передо мной. Смотри, ты даже не обжег мне руку. Эммануил спустился с возвышения, на котором стоял алтарь, и пошел навстречу Илии. Из-под свода Храма упал сноп пламени и накрыл Господа. У меня перехватило дыхание. В следующее мгновение Эммануил шагнул из огня, словно его не было. Даже одежды не опалило: тот же незапятнанный, сияющий, как луна, белый хитон. |