Книга Иные, страница 38 – Олег Волховский

Андрей опустил голову и посмотрел на то, что держал в руках. И только теперь осознал, что произошло. Его словно прожгло молнией вдоль позвоночника. О боже! Он стоял на улице между шестью трупами и держал в руках оружие, строго-настрого запрещенное к выносу за границы института. Как он мог забыть его сдать? Да, сначала был под впечатлением утреннего фильма и убийства фантома. О господи, всего лишь фантома! Потом пил пиво и надеялся сдать на выходе. Но произошла эта чертова авария, и в суете он все забыл. И Иной на проходной не остановил его. Не смотрел? Или не увидел при поверхностном сканировании того, о чем студент и сам не помнил? Но его дурацкая рассеянность, похоже, спасла Андрею жизнь. Если спасла? Как на это отреагирует товаби? О боже! Молния обожгла снова. Он же связывался с господином перед схваткой. Значит, с минуты на минуту здесь будет полиция.

Слабо застонал один из «трупов». Андрей оглянулся. Тот, кого он уложил в самом начале с помощью приемов рукопашного боя. Значит, пять трупов, а не шесть. Семь бед — один ответ! Невелика разница.

Сверху раздался вой сирен, замелькали огни флайеров. Андрей встрепенулся и юркнул в ближайший подъезд. Меньше всего ему хотелось сейчас общаться с полицией.

Пункт шестнадцатый «Правил для низших»: «Если низший совершил убийство, несанкционированное Высшим или Иным, он должен немедленно поставить в известность своего господина и ждать его решения».

«Господина же, а не полицию! — успокаивал себя Андрей, притаившись за дверью подъезда. — Лучше уж товаби..». Хотя отговорка явно имела формальный характер. За это тоже придется оправдываться… Если будет смысл.

Рана болела. Отчаянно кружилась голова. Андрей опустился на пол прямо здесь, возле двери.

— Сергей Бекетов приказал его привести, — громко сказал один из полицейских.

— Да, ваби. Мы обыщем подъезды, — ответил его подчиненный.

— Осторожно, он вооружен.

Голоса приближались.

Андрей попытался встать, опираясь о стену. Шаги уже гремели по улице совсем рядом с дверью. Он все еще держал ГЛД в руке. Стрелять в полицейских? Только не это! Лучше уж сдаться.

— Эй! Посмотрите-ка! Здесь кто-то есть! — крикнули с другой стороны улицы.

— Ничего не предпринимай! Мы сейчас! — раздался голос возле двери подъезда, и шаги начали удаляться.

Андрей отполз подальше в тень и почувствовал сквозняк. Подъезд был проходным.

Он не помнил, как добрался до дома. Лена открыла и обеспокоенно посмотрела на него.

— Что с тобой? Почему так поздно?

Он покачнулся и оперся на ее руку. На ладони осталась кровь.

Лена отвела его в комнату, уложила на кровать и, как могла, промыла и перевязала рану, ни о чем не спрашивая. Некоторое время он лежал, не двигаясь, полузакрыв глаза, пытаясь утишить боль. Потом начал рассказывать.

Он никогда бы не решился рассказать об этом матери. С ней невозможно было поделиться горем, только увеличить его ровно в два раза, причем вторая синтезированная половина переживаний неизменно возвращалась обратно к сыну. С Леной было проще. Здесь он был уверен, что ни истерик, ни упреков не будет — только спокойная рассудительность.

— Так, теперь мы должны отвлечься от того, что это случилось с нами, и подумать, что делать в подобной ситуации абстрактным сервентам Андрею и Елене Бекетовым, — ровным голосом заключила она. — Только тот, кто над схваткой, способен победить.

Андрей благодарно посмотрел на жену. Не то чтобы он был у нее под каблуком, но всегда полезно посоветоваться с человеком с большим коэффициентом ценности, чем у тебя.

— Существует всего два выхода: бежать к отщепенцам и сдаваться товаби. Посмотрим, что мы имеем в обоих случаях. При первом выборе ты теряешь господина, работу, шесть лет обучения в колледже, дом, достаток и положение в обществе.

— И еще я теряю тебя… — печально добавил Андрей.

— Я могу бежать с тобой.

— Я не хочу, чтобы ты тоже все потеряла. Без господина я как-нибудь обойдусь, а вот без тебя…

— Без господина не так легко обойтись. Товаби — это защита, медицинская помощь и радость послушания.

— Ну, уж последнее…

— Без последнего люди сходили с ума.

Да, были такие исторические факты. Хотя Андрей подозревал, что это пропаганда Иных.

— Может быть, и пропаганда, — согласилась Лена. — Я не буду никак оценивать это преимущество. Напишем здесь ноль.

Она взяла лист бумаги и рисовала дерево возможностей, проставляя на нем оценки.

— Так, теперь посчитаем, какова в этом случае вероятность остаться в живых. Как твоя рана?

— То, что я до сих пор в сознании, несколько обнадеживает.

Лена вздохнула.

— Если бы я чуть лучше разбиралась в медицине, я хотя бы могла сказать, насколько обнадеживает. Ладно. Пусть вероятность выздоровления без медицинской помощи процентов тридцать. Хотя, говорят, у отщепенцев есть какие-то знахари. Ну, пусть пятьдесят.

— Спасибо за щедрость.

Андрей поморщился. Рана здорово болела, к тому же Лене не удалось остановить кровь, и повязка снова промокла.

— Легко быть щедрой за счет некомпетентности, — заметила Лена.

— Да ладно, чего там, — вздохнул Андрей. — Надо тащиться к товаби.

— Погоди. Ты еще успеешь сдаться на милость личному судье и палачу в одном лице. Или ты уже забыл об этой его функции?

— Нет.

— Тогда давай вот о чем подумаем. Ты говорил, что нападавшие были плохо и неопрятно одеты?

— Да.

— Ты не думаешь, что это были отщепенцы?

— Может быть. Я не видел их имплантатов. Знаешь, в драке было как-то неудобно просить их завернуть рукав куртки.

— А трупы?

— Что?

— Ты несколько минут стоял один среди мертвецов. Почему бы тебе не завернуть рукав куртки у какого-нибудь одного?

— Все равно было очень темно.

Лена встала и выключила свет. Потом подошла к окну и отдернула шторы. Вытянула левую руку, и на ее предплечье блеснул маленький пластиковый прямоугольник.

— Вот так. Эта штука прекрасно отражает свет. Ты бы не отличил homo naturalis от homo passionaris, но уж отщепенцев от дери — легко!

— Ну, идиот я, идиот! Когда ты стоишь посреди пятерых, убитых тобою людей, происходит паралич мозгов!

— Это вряд ли были дери, Андрей. Или, в таком случае, они самоубийцы. Участие в коллективном нападении — это же процентов на девяносто остановка сердца.

— А если это были отщепенцы — мне нельзя к ним бежать. Они меня прекрасно запомнили.

— Зато имеет смысл идти к товаби. Ценность отщепенцев по сравнению с твоей пренебрежимо мала, даже если их было пять штук. Предпочтя свою жизнь их жизням, ты всего лишь сделал правильный выбор. Господину не за что тебя наказывать.